Украдкой взглянула на Уэнрайта: тот озадаченно хмурился, пощипывая мокрой рукою ус.
— К сожалению, миссис, — начал он, подбирая слова, — моим опытам пришел конец. Вы помните, все препараты из лаборатории конфисковали, и кроме того, сегодня ночью полицию нагрянула в госпиталь и изъяла ртуть, серу, свинец, мышьяк и многие опытные образцы. Даже если бы я хотел, я бы не смог…
— Сможете, — сказала Марго. — Я предоставлю все необходимое. Идемте.
Лаборатория фон Штейгер, особняк на Леберштрассе.
Подземелье очнулось от спячки, разинуло огненный зев печи-атонара и задышало, зажило новой жизнью. Доктор Уэнрайт, облаченный в белый халат и темные очки, почти полностью скрывающие лицо, сновал между штативами и полками, всегда что-то смешивая, что-то поджигая, сверяясь с записями в тетрадях и книгах, бормоча под нос диковинные слова, кажущиеся Марго заклинаниями.
Сама баронесса делила время на дни, проведенное в лаборатории и ночи, проведенное у постели Родиона. Сперва его хотели перенести в подземелье, но у юноши случился жар, и его не стали тревожить, приставив в качестве постоянной сиделки Фриду.
— Если нагрянет полиция, — волнуясь, наставляла Марго, — живо предупреди меня и тяни время, как только возможно.
— Все поняла, фрау, — отвечала насмерть перепуганная Фрида. — Ах, бедный молодой господин! Да хоть бы его Боженька поберег! Я за его здоровье каждый день свечку в соборе ставлю!
И, всхлипывая, крестила перед собой воздух.
Марго же верила в более вещное чудо: мумифицированную руку Святого Генриха Второго давно превратили в порошок, а порошок смешивали с растворителем, прогоняли через перегонные кубы, часть высушивали на раскаленном противне, а часть помещали в атонар.
Сжавшись в углу и почти не дыша, Марго следила, как за заслонкой пляшут огненные черти. Вот-вот атонар раскалится до немыслимых температур, и плоть свернется, останется на дне бурой коростой, а вверх взовьются золотые искры. Уэнрайт соберет их в колбу и смешает с винным спиртом. Кто вкусит эликсир — обретет бессмертие.
— Я так боюсь, что эликсир окажется бесполезен, как не принес пользы тому несчастному старику, — говорила Марго. — Отец писал, что в опытах с мертвой материей потерпел неудачу, но все же сумел получить красную пыль. И я не знаю, надеяться мне на чудо или лучше смириться с судьбой.
— Процесс инсинерации, он же сжигание… позволяет дозреть тем элементам, которые спят… в крови и ткани Спасителя, — послышался заглушенный кашлем голос Уэнтайра. Приподняв очки на лоб, он вытер слезящиеся глаза. — Если все сделать правильно… возможно… эти мощи окажут благотворное влияние на вашего брата. Другой вопрос… готовы ли вы рискнуть?
— Ах, мой милый доктор! — воскликнула Марго, вскакивая и принимаясь кружить по комнате. — Сейчас я готова на все на свете. Я даю Родиону лекарства, я делаю ему впрыскивания и меняю бинты, но все бесполезно! Бесполезно!
Вскинув руки к голове, сжала виски.
Ее бедный мальчик, ее Родион метался по кровати, обливаясь горячим потом и что-то бормоча под нос. Иногда он вскрикивал, и Марго различала слова:
— Нет, Рольф! Только не бомба! Там будут невинные люди!
А после его лицо искажалось гримасой боли, из глаз выкатывались слезы и он шептал:
— Прости меня, мама… папа! Воды!
Его натянутая, точно на барабан, кожа горела и казалась истончившейся, хрупкой.
Прибегала Фрида с мокрым полотенцем, оттирала его лицо, меняла перевязку, и Марго не могла сдержать ужаса при виде черных пятен вокруг гноящихся ран, распространившихся дальше, на ребра и спину. Трогать их нельзя — от каждого прикосновения Родион корчился от боли, звал родителей, сестру, бредил и затихал лишь после впрыскиваний лекарства.
— Почему нельзя скорее, доктор? — плакала она, снова спускаясь в подземелье — в царство огня и теней, от вони гниющей человеческой плоти — в душный химический смрад, пропитавший стены и платья.
— Алхимия не терпит суеты, — отвечал Уэнрайт, но по его дерганым движениям, по срывающемуся голосу Марго понимала: он тоже боится не успеть.
— Это несправедливо, — говорила она, глядя в пустоту перед собой. — Почему одним Господь дает долгую жизнь, а у других — отбирает? Мой муж до последнего оставался в здравии. А на рождественском балу Генрих познакомил меня со стариком, который выглядел куда моложе своих лет и, я уверена, знался с бароном. Может, и с его преосвященством. Я видела одинаковые перстни на их руках. Перстни с рубином.
— Рубедо, — отвечал Уэнрайт, будто одно это слово содержало ответ на все вопросы. Будто только они владели тайнами смерти и жизни, став волей и голосом Бога на земле. Словно лишь им ведомы тайны, над которыми бился, но никак не мог постичь ютландец.
К вечеру третьего дня Фрида доложила, что видела полицейский патруль возле особняка.
— Стояли долго, фрау, делали вид, что остановились покурить, но все же поглядывали на наши окна.
— Теперь ушли? — встревоженно спрашивала Марго.
— Ушли, слава Спасителю. Но только боюсь, вернутся…
Марго сдержанно кивала. Поднималась в спальню. Целовала Родиона в пылающий лоб. Старалась не смотреть на жуткие черные пятна. Проветривала окно, напрасно пытаясь избавиться от душного запаха разложения. Плакала долго и безутешно. Крестилась перед образом Спасителя, хотя и знала — ничем не помочь, не спасти.
В тот же вечер Уэнрайт, измотанный, несвежий и кашляющий так, что ходуном ходила его опавшая грудь, сообщил:
— Эликсир должен настояться последние двенадцать часов. Тогда…
И не договорил: Марго стиснула его за плечи и разрыдалась, целуя в шею, колючий подбородок, щеки.
— Не стоит, миссис, — смущенно говорил он, мягко отстраняя баронессу. — И, прошу вас, не сильно приближайтесь ко мне. Чувствую себя преотвратно, и кашель нездоровый. Не захворать бы и вам.
— Что вы! Чудесный! Мой добрый! Мой волшебный доктор! — воодушевленно пропела Марго. — Ваш эликсир исцелит Родиона, и исцелит вас, и всех прочих — меня, и Генриха, и многих болящих! Вот увидите! Да, да!
В этот день им удалось, наконец, хорошо поужинать и пропустить по рюмке Блауфранкиша, после чего Уэнрайт растянулся на кушетке, аккуратно застеленной Фридой, а Марго с ногами забралась в кресло, да так и задремала. Снилась ей родительская усадьбы с резными наличниками. Снилась мама — молодая, красивая, бегло играющая на фортепьяно, и отец, что-то размашисто черкающий в тетради.
— Папа, — сказала Марго, подходя к креслу и трогая плетеную спинку. — Я пришла поблагодарить тебя за помощь. Доктор Уэнрайт создал лекарство, и когда Родион выздоровеет, мы вернемся в Славию, и вступим в наследство, и восстановим наш разрушенный дом, как ты и хотел. Все теперь будет хорошо.
Отец, погруженный в раздумья, не слышал ее. Зато мать подняла лицо от фортепьяно и глянула на Марго темными глазами Дьюлы.
— Нет, — проскрипела она. — Не будет.
Где-то под домом раздался хлопок. Пламя взвилось, охватило деревянные стены, перекинулось на крышу, на платье матери, на руки отца.
Марго отпрянула и закричала в ужасе.
И, мгновенно проснувшись, услышала крик Родиона: разметавшись в кровати, он срывал горло, а судороги трясли, сводили и корчили его тело.
— Больно! — стонал он. — Мамочка! Как же больно…
— Сейчас, сейчас! — в страхе повторяла Марго, удерживая брата за плечи и помогая вбежавшему Уэнрайту сделать впрыскивание. — Сейчас тебе станет легче…
Но легче не становилось: пот лился ручьями, пропитывая простыни, смешиваясь с сукровицей и гноем, лоб накалился так, что о него можно было зажигать спички.
Огонь пожирал Родиона изнутри, и Родион стал огнем, и агония длилась.
— У него не проходит жар, — в отчаянии проговорила Марго, оттирая мокрым полотенцем его щеки, виски, шею. — Почему не проходит жар?! Вы доктор! Сделайте что-нибудь!
— Я сделал все возможное, — устало откликнулся Уэнрайт. Закашлялся, сплевывая слюну в салфетку — плевок розовел в подрагивающем свете. — Теперь надежда на эликсир. Видите? — он встряхнул крохотный пузырек. За стеклом плеснула рубиновая жидкость. — Вот эти искры… Они почти неуловимы для человеческого глаза. Но при особом наклоне можно разглядеть.