Она выпрямилась. Что-то было не так. У нее возникло странное чувство, будто за ней наблюдают. Вновь что-то зашуршало и легонько зашелестело. Из угла донеслось какое-то непонятное шебуршание. Вот оно что, растения наблюдают за ней, цветы поворачивают к ней свои головки и венчики!
Посвистывание усилилось и превратилось в отчетливо различимые хихиканье и всхлипы.
— Что это? Почему они все повернулись ко мне?
— Вы им нравитесь.
— Я нравлюсь… им?
— Да! Ведь у растений есть душа, это же всем известно. А у этих растений душа особенно восприимчивая. Если бы вы им не понравились, то они давно уже повесили бы милостивую барышню вниз головой на какую-нибудь лиану вон там, под потолком, на верхушке дерева.
Альбертина ужаснулась, но месье Флип успокоил ее:
— Поверьте, если вы понравились этим растениям, значит, вы выдержали очень важный экзамен. А теперь — разрешите откланяться. — Не успел месье Флип ступить через порог, как на нем вновь оказался фрак. — Ванная находится внизу, под лестницей, надо пройти по коридору влево, потом повернуть за угол направо, и тогда справа это будет третья по счету дверь. Да, надеюсь, что так оно и есть. — Лукавая улыбка скользнула по лицу месье Флипа, когда он прикрывал за собой дверь.
— Тысяча чертей! — вырвалось у Альбертины. — Маша, почему ты мне не напомнила? — Она порылась в карманах жилетки и извлекла оттуда часы. Время-то подошло, было уже без малого десять!
Она вынула из чемодана бутерброды, положила их на плоскую тарелку подсолнуха и достала со дна подзорную трубу. Буквально через несколько секунд «Спектр-2004» стоял на штативе, на подоконнике. Рядом Альбертина выставила по порядку всех своих матрешек. Теперь все было готово и оставалось только найти на небе звезду Люминос.
Этот ритуал она соблюдала каждый вечер, всегда в одно и то же время. Они с папой договорились о том, что оба ровно в десять будут находить на небе одно и то же небесное светило и сообщать ему обо всех событиях минувшего дня. Папа был уверен, что два человека, которые одновременно из разных точек смотрят на одну и ту же звезду, могут таким образом разговаривать друг с другом. Он называл это звездным телефоном. Для Альбертины этот звездный разговор был самым прекрасным событием дня.
Кроме того, ведь была еще и Ниночка, самая маленькая матрешка. Цельная, та, которая не разнималась. Папа взял ее с собой в Сибирь как залог того, что он вернется и тогда все матрешки снова будут вместе. Поэтому сестры Ниночки каждый вечер выстраивались на подоконнике и вместе с Альбертиной занимались поиском звезды Люминос.
Альбертина откусила от бутерброда с сыром большой кусок. Она обожала бутерброды с сыром, а в животе у нее бурчало уже давно.
— Люминоф, Люминоф, куда ты делфа, бводяга? — бормотала Альбертина с набитым ртом.
Она усилила резкость, подкрутила координатную сетку. Сквозь зеленоватый световой фильтр небо приблизилось, и, когда в густых тучах появился первый разрыв, она тут же увидела Люминос.
— Ага, вот я тебя и нашла! Обязательно расскажи папе, что я на денек отправилась отдохнуть в самый безумный в мире дом. И что я, как принцесса, сплю на водяных лилиях. И пусть он поцелует Ниночку от нас всех, и пусть получше укутывает ее в грелку для яиц, которую я ему подарила, чтобы она не замерзала. — Альбертина много еще хотела всякого передать своему папе через Люминос, но облака опять затянули звезду, и звездный телефон перестал работать.
— Что ж, это лучше, чем совсем ничего, — вздохнула Альбертина. Да, может быть, это и к лучшему. Иначе ей пришлось бы сообщить папе, что бабушка Лиззи умерла и что его дочь отправилась в Вюншельберг, получив официальное письмо, но без разрешения Раппельмайерши.
Она снова собрала матрешек.
— Только не надейтесь, что вам удастся лечь в постель немытыми. Даже не спорьте со мной!
Альбертина сняла с себя мокрую одежду, повесила ее на ветку дерева для просушки и надела пижаму. Не принять ли ей все-таки ванну? У нее сейчас как-никак своего рода каникулы. Наверняка ей не скоро еще доведется помыться вот так, одной, когда никто не мешает. В приюте обычно был один душ на восемь девочек, да и тот работал так, что вода всегда оказывалась холоднее, чем нужно.
Альбертина на всякий случай надела поверх пижамы свою жилетку, положила в карман матрешек и опять сунула ноги в ботинки.
Черные планы
Из зеркала над туалетным столиком на тетю Кору смотрела, ухмыляясь, зеленая рожа. Она чувствовала себя здесь так хорошо, как давненько уже не бывало. Королевские покои — это как раз то, что ей подобает. Если кто-то думает иначе, ему придется узнать тетю Кору с весьма неприятной стороны.
— Завтра нам надо выглядеть, как на картинке! — Она еще раз намазала лицо зеленой косметической пастой. Основой этой дурно пахнущей смеси были листья крапивы, растертые в кашицу. Кора собственноручно приготовляла ее каждый вечер. Вряд ли кто-нибудь, кроме Коры Рабеншлаг, стал бы втирать себе в лицо такую смесь. — В конце концов, ведь мы так долго ждали этого момента. — Под этим мы она ни в коей мере не подразумевала своего мужа Руфуса и себя, нет, только себя и больше никого. Ведь в таких покоях было принято говорить о себе только во множественном числе, так, как говорили когда-то князья и короли.
Тетя Кора ненавидела тетю Лиззи и была очень довольна, что ей довелось дожить до этого дня. В течение последних двадцати лет вход на виллу был для нее закрыт — тетя Лиззи запретила ей появляться. А между тем именно Коре Рабеншлаг вилла подобала как никому другому. Причем именно эта вилла.
Представление тети Коры о мире было простым и несокрушимым. Хорошие люди — это те, у кого есть деньги и высокий чин, остальные были просто остальными.
Почему Лиззи, полжизни колесившая по всему свету, тратила деньги на все это барахло и по камешку переносила на другое место целые башни — только потому, что в них, согласно преданию, обреталась душа сгинувшего барона де Флера, — почему эта полоумная старая перечница имела право быть госпожой в Вюншельберге, это для тети Коры всегда оставалось загадкой. И вопиющей несправедливостью. Но теперь-то уж она наконец получит вожделенную виллу. Нужно только уметь ждать.
— Руфус!
Руфус Рабеншлаг уже вставил в уши ватные тампоны, но все равно вскочил с большой готовностью. Пронзительный голос тети Коры стальную стену мог прошибить, а уж вату и подавно. Он отбросил в сторону, на тяжелое стеганое одеяло, толстую старинную книгу, которую обнаружил на ночном столике. «Живопись сновидений как искусство» — было написано на переплетенной в кожу потрепанной книге некоего Цати Зонгора.
— Ну давай расшнуровывай! — приказала Кора мужу.
Руфус терпеливо принялся расстегивать крючочки на розовом корсете. Уже после третьего крючка тело тети Коры вывалилось из корсета, который целый день удерживал его настоящую полноту в приличных пределах.
— С пескоструйным аппаратом в руках надо пройтись по всему этому зверинцу! Сразу же после оглашения завещания, голову даю на отсечение, так я и сделаю. Нет! — поправилась она. — Прежде всего я вышвырну этого зазнавшегося дворецкого. Он у меня полетит вверх тормашками. И эту девчонку пусть с собой забирает.
Банда клетчатых спасается бегством
Альбертина заспешила по ступеням вниз. Что там ей говорил месье Флип про дорогу в ванную? «Налево по коридору» — так он, кажется, сказал. Ну, это не так трудно, потом направо, обратно в тот коридор, где мы шли перевернутым путем. А вот что потом? Альбертина свернула в ближайшую комнату. Через несколько шагов она на что-то наткнулась. Путь перегораживала целая груда рыцарских доспехов. Альбертина перелезла через них. Все здесь слегка напоминало место битвы средневековых рыцарей.
Если на вилле Вюншельберг у растений была душа, то вполне вероятно, что достаточно легкого прикосновения — и вся эта армия возродится к жизни. Почему бы в этом доме не быть призракам? Поскольку ни одного привидения во плоти она пока не видела, решила Альбертина, не стоит рассматривать такую возможность как реальную; это все детские страхи. Но даже Маша и ее подружки не могли избавить Альбертину от неприятного предчувствия.