Бушар молча стоял на коленях перед этой огромной братской могилой. Его огромный меч-бастард был воткнут в землю, становясь похожим на крест. Губы рыцаря тихо шептали слова молитвы, путавшейся в голове и выходившей какими-то нескладными, обрывистыми фразами, в которых, однако, чувствовалась искренность, скорбь и вера в то, что души храбрецов сейчас смотрят с небес на них, опоздавших, но поклявшихся отомстить, а сейчас хоронивших их…
– Мессир, мессир де Марли, – Голос воина доносился до головы де Марли, словно издалека, – Все тела собраны. Мы засыпаем могилу?..
– Что? – Бушар поднял голову и посмотрел на воина, говорившего с ним. – А-а. Да-да, конечно…
Он встал, выдернул меч из земли, аккуратно собрал ее в кожаный мешочек, повесил его на шею и пошел к своему коню…
Отряд собрался. Воины сели на коней. Бушар, нервно поддавая шпорами своего гнедого декстриера, который нетерпеливо перебирал копытами, вырывая комья травы, громко крикнул, обращаясь к воинам:
– Ребята! Враги победили наших товарищей! Это верно! Но, клянусь Богом, что они заплатили большую цену! Мы сейчас едем к ближайшей деревне, где наверняка найдем кого-нибудь из раненых врагов, оставленных там на излечение! Если они будут там – вы сожжем всю деревню дотла и отправим к их поганому богу жителей! Вперед!..
Колонна тронулась дальше по лесной дороге, двигаясь в темноте наугад. Через пару лье они увидели чернеющие в темноте силуэты деревенских домов. Серый дым, тянувшийся из высоких печных труб, длинными и узкими полосами поднимался к звездам, распушая свои хвосты возле облаков, слабо освещенных серебристым светом луны.
– Подходим тихо! Окружаем деревню и выгоняем всех жителей на центральную площадь, после чего прочесываем все дома… – приказал он воинам. – Арбалетчикам! Приготовиться к стрельбе!..
Отряд быстро окружил селение плотным кольцом. Бушар де Марли вынул боевой рог и громко протрубил, тревожа сон жителей. Всадники вломились в дома, выгоняя перепуганных жителей на площадку возле колодца. Испуганные жители падали на колени, с ужасом взирая на силуэты всадников, вооруженных копьями, мечами, секирами и факелами.
– Кто староста?.. – Грозно крикнул де Марли.
Из толпы крестьян поднялся тощий старик, одетый в длинную полотняную рубаху. Он низко поклонился и дрожащим от страха голосом произнес:
– Я, ваша милость…
Рыцарь медленно подъехал к нему. Старик дрожал всем своим тщедушным телом, но голову не поднимал. Бушар кончиком меча приподнял за подбородок лицо старосты и медленно, словно с трудом подбирал слова, спросил:
– Ты слышал о недавнем бое на лесной дороге?..
– Н-н-нет, высокородный дон… – заикаясь, соврал старик. – Ничего не слышали, ничего не ведаем…
– А вот мы сейчас проверим! – Гневно крикнул рыцарь и махнул рукой. Всадники стали проверять дома.
Вскоре они возвратились, таща около тридцати раненых мужчин. Бушар молча посмотрел на них, повернул голову к старосте и пристально взглянул тому в глаза. Староста затрясся, упал на колени, уткнулся лицом в землю и завопил, пытаясь вымолить пощаду:
– Сеньор! Сеньор! Не велите казнить! Нам привезли этих людей и приказали на время присмотреть за ними…
Бушар плюнул в него и приказал воинам:
– Всех раненых сгоняйте в самый большой дом! Всех!!..
Крестьяне, словно стадо глупых баранов, в окружении воинов послушно поплелись к большому дому, принадлежавшему старосте. Они тащили раненых катаров, не подозревая о той страшной участи, на которую они облекли себя, дав приют врагам крестоносцев. Раненых с силой вталкивали в дом, воины заколачивали окна. Жители заволновались, почуяв неладное. Раздались крики и вопли женщин, плач детей.
– Откройте! Откройте, ради Бога! – вопили несчастные. – Нам трудно дышать!..
– Ничего! Скоро ваши муки закончатся! Огонь очистит ваши души и вознесет их на Судилище Господне! – Зло ответил им Бушар. Он повернул голову и, увидев Андриано, крикнул – Бери факел! Пришло время для мести…
Андриано, дрожа всем телом, крепко сжал в руке факел, обдавший его густым смолистым дымом, и подошел к дому, который уже заканчивали обкладывать соломой и поленьями крестоносцы.
Крестьяне с ужасом смотрели на открывающуюся перед ними картину казни. Некоторые из жителей, преимущественно женщины, завопили. Среди обреченных на страшную казнь находились их мужья, братья, сыновья. Староста попытался успокоить их, предчувствуя, что крестоносцы могут и не ограничиться сожжением врагов. Но женщины, не обращая внимания на его увещевания, заголосили еще громче, жалостливее, в их многоголосье слышалась жуткая тоска и обреченность, перемешанная с покорностью воли более сильных и свирепых людей, некая животная скорбь.