Бушару надоело слушать это стенание, он подошел к старосте, схватил его за ворот полотняной рубахи и выволок из толпы жителей.
– Старик, ты мне уже надоел… – прорычал он и толкнул старосту к воинам, оцепившим дом. – Киньте его к приговоренным. Пусть горит вместе с ними…
Старик побледнел и обмяк. Он с мольбой и ужасом в глазах смотрел на воинов, схвативших его под руки и тащивших к дому, который вот-вот должен был превратиться в один грандиозный факел смерти.
Андриано стоял возле крестоносца, его руки побелели от усилия, с которым он вцепился в большой смолистый факел. Он посмотрел на мессира де Марли, ожидая приказа, тот молча кивнул ему головой. Андриано опустил факел. Огонь быстро охватил большую кучу соломы. Тонкие, словно языки хищных змей, стали вырываться из нее, охватывая угол дома. Пламя, как гигантский красный цветок, раскрывало свои жуткие лепестки, пожирая здание, охватывая его ненасытным пламенем, вздымало густые, жирные и черные клубы дыма к холодным ночным звездам, безучастно и равнодушно смотревшим на копошение людишек на грешной поверхности Земли.
– Стрелкам! Быть готовым к залпу по окнам и дверям! – Приказал Бушар воинам. – Господи, прими души этих несчастных, ибо не ведали они, что делали…
Крестоносец перекрестился, развернул своего коня и поехал прочь от объятого пламенем дома. Раздался оглушительный рев, он был полон ужаса, обреченности и, казалось, хватал за сердце каждого из воинов. Через мгновения кровля, охваченная пламенем, провалилась, давая крестьян и взметая в черноту звездного неба мириады искр. Рев, крики и плач стих, оставался только гул пламени, пожиравшего остатки здания и тела погибших, вся вина которых заключалась в сопротивлении новым властителям страны и верности катарской вере.
– Мессир, все кончено… – всадник поклонился, подъехав к де Марлю. – Какие буду приказания?..
– Простые, мой друг… – ответил хмурый Бушар. – Едем к следующему селению…
– Как прикажете, сеньор де Марли… – гулко ответил воин. Он вскинул голову, его глаза блеснули под светом луны. – Может быть, хватит?..
– Нет. Не хватит… – вздохнул Бушар. – Сожгите все дома в этом проклятом Богом селении. Пока всю округу не объедем, не хватит. Да и потом, тоже не хватит! Никогда! Слышишь? Никогда я не прощу им смерть наших друзей! Никогда!!!..
Отряд только утром закончил свое кровавое жертвоприношение, крестоносцы сожгли еще три селения, в которых обнаружили раненых катарских воинов, вместе со старостами деревень. Это жуткая кровавая жатва измотала крестоносцев, их руки тряслись, а в головах воинов продолжали слышаться крики горящих заживо врагов.
– Идем на аббатство! Пора нам и отдохнуть! – Приказал де Марли. – Вот, уже и солнце взошло…
Колонна медленно двинулась на аббатство. Если бы можно было стать птицей, взлететь в небо, тогда наверняка их путь можно было проследить по огромным дымам и кострищам селений, тянувшийся по направлению к аббатству.
Ближе к обеду крестоносцы приблизились к Фанжо. Бушар поднялся на вершину небольшого холмика, откуда открывался прекрасный вид на аббатство и окружающие его местности.
– Умиротворение и покой… – вздохнул он и перекрестился. – Господи, как же я устал от крови…
Он поддал шпорами коня, перевел его в галоп и поскакал к воротам аббатства, до которого было около трети лье. Воины поспешили за своим командиром, кони выбивали комья травы и поднимали облако пыли.
Англичане, находившиеся в Фанжо, насторожились, увидев тучу пыли, возникшую на северо-востоке. Он поспешили на маленькие стены Фанжо, но их тревога сменилась радостью, когда они опознали в приближающемся отряде крестоносцев, ведомых мессиром де Марли. Его большой стяг, на котором ярким огнем горел красный крест участника первого крестового похода, и огромные черные орлы по золотому полю, наполнили их сердца счастьем и радостью. Месяц напряженного ожидания атаки врагов, отражение небольших наскоков легкой катарской кавалерии держали их в постоянном напряжении.
Фанжо с радостным скрипом открыло свои крепкие дубовые ворота перед крестоносцами. Бушар сошел с коня и преклонил колена перед воротами, арка которых была украшена старинной мозаикой, изображавшей Божью Матерь с младенцем Иисусом на руках. Он упал в пыль, прижавшись к теплым камням, уложенным перед воротами. Крестоносцы преклонили колена, опустили головы, предавшись благочестивой молитве.