– Очень жаль, – покачал головой еврей, – ах, как жаль! Просто беда! Катерина, золотая моя, а, может быть, я зайду к нему, сошлюсь на тебя, попрошу продать одну птицу, а?..
– Нет, уже ничего не получится. – Грустно покачала головой она. – Я их брала для сокольничего графа Амори. А его, как назло, сегодня утром убили…
– Как убили? – Удивился еврей, хотя он уже слышал об этой ужасной новости. – Бедный человек.
– Царствие ему Небесное, – перекрестилась она, бросая холодный взгляд из-под полуопущенных ресниц. – Он, в пример многим, был очень добр ко мне…
– Да? – игриво подмигнул ей Авраам. – Добр? Ой, я понимаю, о какой доброте ты говоришь…
– Перестань! – Ответила она, сверкнув гневным взглядом. – Не тебе, да и не сейчас говорить такое о покойнике!
Она разрумянилась, грудь ее высоко вздымалась. Было видно, что она сильно волнуется.
– Ну, извини, мне надо бежать… – Авраам встал и направился к двери. – Буду дальше искать почтового голубя. Может быть, вечерком загляну, если ты не против…
– Нет, не против. Доброму человеку и сердце радуется. Будет, кому утешить несчастную вдову… – игриво улыбнулась она.
– До скорого свидания… – он помахал ей рукой и вышел на яркий солнечный свет, заливавший улочку, но, выйдя из дома, остановился на крыльце и, словно случайно, спросил. – Катерина, а, помнится, у сиротки Флоранс были какие-то голуби?
– У нее тоже нет почтовых… – Неожиданно резко ответила она и закрыла дверь, словно опасаясь лишних расспросов.
Авраам прищурился, солнце сильно пекло и слепило глаза, и пошел по улочке, направляясь к дому старшины города. Его долго не пускали в дом. Слугам нравилось издеваться над евреями, получая призрачную компенсацию за все свои житейские неудачи, в которых, естественно, за неимением других первопричин, винили весь еврейский народ. После долгих мытарств и откровенных издевательств, городской старшина смилостивился и принял измученного жарой и слугами Авраама. Он изобразил откровенное пренебрежение к его странной просьбе, связанной с голубями, и, хотя являлся одним из крупных должников его дяди, долгое время разыгрывал знатного вельможу, компенсируя, таким образом, свои финансовые издержки по займам. Только после вмешательства его жены, шепнувшей ему что-то важное на ухо, городской старшина сменил гнев на милость и пустил еврея в голубятню. Авраам придирчиво осмотрел всех птиц, похвалил охотничьих соколов, чей холеный откормленный вид был поистине царственен. Но, и у старшины не оказалось почтовых голубей – только обычные сизари, с которыми игрались его внуки и племянники.
Еврей вышел от старшины, имея еще больше вопросов, чем в начале своего расследования. Но, тянуть со временем было нельзя. Его ожидал сенешаль, терпение которого Авраам не желал испытывать. Он понуро опустил голову и пошел домой, решив отложить визит до следующего дня. Если бы он только знал, какая опасность ему грозит, и какие силы он всколыхнул свои неосторожным визитом и расспросами вдовы, он наверняка бы заперся в самой неприступной темнице крестоносцев, лишь бы спасти свою жизнь.
Сразу же после его неожиданного визита, Катерина взяла в руки корзинку и пошла на рынок. Никаких продуктов ей покупать не требовалось, визит Авраама, его расспросы и хитрые взгляды, встревожили ее не на шутку, заставив искать встречи с тайными агентами катаров, осевших в Каркассоне. Она жутко боялась Пьера-Роже де Мирпуа, ее охватывала дрожь при воспоминании о его холодных, словно льдинки, глазах, его руках, залитых кровью, которые он даже не вымыл, когда грубо, словно животное, брал ее силой прямо возле входной двери в ночь убийства глупого и доверчивого сокольничего. Но, вместе с неприятной дрожью, Катерина испытывала какое-то странное возбуждение, вспоминая события той ночи.
Побродив среди рядов продавцов, взахлеб нахваливавших свой товар, вдова краем глаза заметила одного из связников, прислонившегося к колонне возле колодца. Она пошла к нему, словно желая напиться прохладной воды, и, проходя мимо незнакомца, тихо произнесла:
– Один еврей интересуется голубями. Мне нужна помощь…
Незнакомец, высокий мужчина средних лет, одетый в льняную рубаху и свободного покроя полотняные штаны, тихо ответил ей:
– Имя…
– Авраам…
– Забудь о нем, как о страшном сне…
Каркассон. Цитадель. 28 августа 1221 года.
Привлеченный громкими криками привратников, сенешаль вышел из тени небольшого навеса, сооруженного над крепостным колодцем, и пошел к воротам. Воины придирчиво осматривали мужчину, одетого в еврейские одежды, тряся его, словно яблоню. Несчастный охал, но терпеливо сносил грубость воинов, бросая умоляющие взгляды на сенешаля, шедшего к воротам.