Пытаясь отречься от своей человеческой натуры и стать чистым духом, некоторые совершенные приняли медитативные практики, схожие с буддистскими. Через много лет после того, как она из любопытства посетила одного из таких людей, женщина из Пюилорана рассказала инквизиторам о "необыкновенном зрелище" совершенного, сидящего в кресле "неподвижно, как ствол дерева, не обращая внимания на окружающее". Доведенный до логического завершения взгляд совершенного на жизнь предполагал самоубийство как на желанное освобождение души, заключенной в тюрьму в бренном теле. Однако это было менее распространено, чем утверждали ужасающиеся антагонисты. Но совершенные действительно морили себя голодом и в редких случаях налагали пост до смерти на больных, которым они давали consolamentum. Иногда применялись и более жестокие методы. Некая Гилельма, совешенная из Тулузы, ослабляла себя пускала кровь находясь в горячей ванне и, наконец, выпила яд и съела толченое стекло. Несколько человек перерезали себе вены. Все рассказы об этих мрачных самоубийствах сходятся в том, что верующие, присутствовавшие при этом, относились к умирающей совершенной с благоговением и восхищением.
Грех, смерть, искупление, спасение. По всем этим вопросам глубокие разногласия отделяли катаров от католиков, и из них возникли радикально различные кодексы социального и морального поведения. Угроза проклятия становилась центральной темой морального учения католической церкви. Но катары отрицали существование Ада и Чистилища. Власть Сатаны, утверждали они, ограничивается материальным миром; даже самая грешная душа находится вне его власти и неизбежно должна быть спасена после соответствующего периода очищения. Проблема очищения без Чистилища была той, к которой обращались не все катары. Те, кто обращался, пришли к выводу, не похожему на метемпсихоз греческих и индуистских философов. Душа переходила из одного тела в другое, пока не очистится от греха. "Она покидает тело умирающего человека, чтобы найти спасение в теле осла", — утверждал один из совершенных. Другой считал, что святой Павел прошел через тридцать три реинкарнации, прежде чем был допущен в Рай.
Не одна доктрина катаров имела антисоциальные последствия, на которые ортодоксы не замедлили указать. Некоторые из тех, кого допрашивала инквизиция, были анархистами, которых можно встретить на задворках любой неортодоксальной секты. Те, кто критиковал все уголовное правосудие и считал, что правители прокляты, имели мало сторонников даже среди своих единоверцев. Однако возражения против смертной казни были более распространены, а осуждение клятв было всеобщим, что было опасным предрассудком в обществе, которое не знало никаких других гарантий выполнения обязательств. В руководствах для инквизиторов, которые различались по многим вопросам, все сходились на том, что катара можно определить по его отказу принести клятву. Сексуальное поведение катаров вызывает больше споров. Обвинения в сексуальной развращенности слишком часто выдвигаются против меньшинств, чтобы их можно было принять без сомнений. Тем не менее, существует множество доказательств того, что катары не одобряли брак, и это мнение логически вытекает из их презрения к материальному миру. Человеческая плоть — зло, а ее порождение — невыразимо порочно. "Плотский брак всегда был для них смертным грехом, — писал Ренье Саккони, сам еретик-отступник, — законный брак так же сурово наказывается Богом, как прелюбодеяние или кровосмешение". Действительно, брак был хуже этих грехов, так как через него сексуальные отношения получали официальную санкцию. Не только показная доброта заставила инквизиторов принять брак как доказательство примирения совершенного с католической Церковью. Неестественные половые акты простить было труднее, и Алан Лилльский был не единственным католиком, обвинявшим катаров в том, что они предпочитают содомию естественным половым актам. Как и утверждение о том, что в общинах совершенных проводились оргии, эти предположения, вероятно, можно отбросить как фантазии инквизиторского ума. Однако как пропаганда они были эффективны. Очевидная святость совершенных была неоспорима. Почти каждое их миссионерское предприятие увенчивалось успехом, и было далеко не очевидно, что Бог не с ними.