Не все приветствовали избрание Симона. Были и такие, как мрачно намекнул Арно-Амори Папе, кто был "с нами телом, но не духом". Другие точно подсчитали, что они прослужили уже более сорока дней, и что дома приближается жатва. Граф Неверский, в частности, считал Симона ставленником герцога Бургундского, с которым он жестоко рассорился в ходе кампании. Теперь, когда Каркассон пал, граф объявил о своем намерении вернуться на север со всеми своими людьми и немедленно уехал. Его сопровождало более половины армии.
Герцог Бургундский согласился остаться до тех пор, пока новый виконт не будет должным образом утвержден в своих владениях. Это было скорее трудоемко, чем политически сложно, поскольку крестоносцы были радушно приняты католиками, а катары бежали. Фанжо был занят без труда. Кастр, центр важной сети дорог, прислал делегацию, и подчинился Симону, который отправился на север, чтобы лично овладеть городом и понаблюдать за первым публичным сожжением еретиков. Затем последовал триумфальный тур по северной части графства Фуа. Мирпуа был оставлен своим гарнизоном и немедленно сдался. Аббат Памье и жители Савердёна были рады сбросить суровое правление графа Фуа и приветствовали Симона как освободителя. Наконец, сам граф Фуа, не имея возможности выставить армию и не желая быть лишенным владений, как Раймунд-Роже, предстал перед Симоном, осаждавшим замок Прексан, расположенный к югу от Каркассона. Граф принял обременительные условия, обязывающие его полностью подчиниться желаниям папских легатов и оставить своего младшего сына у Симона в качестве заложника. Прексан, который был зависим от Фуа, получил приказ сдаться осаждающим. Основная часть армии не последовала за Симоном в эти походы, а осталась в лагере герцога Бургундского в Альзоне, недалеко от Каркассона; но ее присутствие ощущалось во всем регионе, и урок Безье не был забыт. Однако герцог не мог оставаться в Лангедоке бесконечно долго и в конце сентября он отправился домой, взяв с собой всю оставшуюся армию, кроме горстки тех, кто первыми собрался в Лионе тремя месяцами ранее.
10 ноября Раймунд-Роже Транкавель умер от дизентерии в тюрьме недалеко от Каркассона. Его смерть, несомненно, была удобна для крестоносцев, и не один голос прозвучал, чтобы обвинить Симона в его убийстве; но дизентерия была слишком распространена в антисанитарных условиях средневекового замка, чтобы подобные обвинения имели хоть какой-то вес. Сам Симон первым отдал дань уважения покойному. Он положил тело в соборе в торжественной обстановке и позволил траурной процессии селян пройти мимо него. Вдове Раймунда-Роже было обещано пособие в размере 3.000 солей. Это была первая гримаса иронии Альбигойского крестового похода: армия, собранная для борьбы с отлученным от Церкви, обвиненным в убийстве папского легата, вместо этого уничтожила молодого человека двадцати четырех лет, который не был осужден или даже обвинен в каком-либо преступлении. Политическая некомпетентность Раймунда-Роже была лишь отчасти причиной его плачевной судьбы. Он стал жертвой затруднительного положения своего дяди, из которого Раймунд смог выбраться, сумев направить крестовый поход против Безье и Каркассона. Но истинным виновником гибели Раймунда-Роже был Арно-Амори, который отказался, вопреки принципам канонического права, принять подчинение виконта в Монпелье. Но кодексы канонического права были составлены на основе предположения, что правители могут и хотят подавлять ересь. Эта политическая истина так и не была понята Иннокентием III, но Арно-Амори прекрасно ее осознавал. Иннокентий был легистом, Арно-Амори — завоевателем. Для того чтобы каноническое право соблюдалось в Лангедоке, необходимо было заменить существующих правителей и перестроить институты власти.
VII. 1209–1211: Разрыв с Раймундом VI
Станут ли двое идти вместе, не договорившись между собой?
Станет ли лев рычать в лесу, если у него нет добычи?
Через месяц после своего избрания Симон де Монфор написал Папе. Он сообщил Иннокентию о победе крестоносной армии и о своем единодушном избрании виконтом Безье и Каркассона, что, как он считал, произошло благодаря вмешательству Бога и Церкви. В знак признания этого факта он предложил ежегодно выплачивать в Рим налог в размере трех денье с домохозяйства (очага). Симон надеялся, что взамен Папа утвердит его и его наследников во владении виконтством, которое, на взгляд людей, воспитанных на условностях феодальной политики, было приобретено незаконным путем.