В результате этой череды несчастий Симон де Монфор остался лишь с небольшой постоянной армией и не смог осадить ни Тулузу, ни Монтобан. Ги де Монфор, в июне, с небольшим контингентом, приведенным епископами Орлеана и Осера, осадил Пюисельси, но по истечении сорока дней осаду пришлось прекратить. Симон, с остатками своей армии, бесцельно бродил по Тулузену, разрушая заброшенные замки, выкорчевывая сады и уничтожая урожай. Сама Тулуза была переполнена голодными, озлобленными беженцами. Оставшиеся не удел наемники, безземельные аристократы и крестьяне, бросившие свои сожженные поля, запрудили городские улицы со своим скотом и телегами, набитыми домашним скарбом. На ночь они стекались в заброшенные монастырские обители. Днем же совершали набеги на окраины, обрушиваясь на отдельные группы крестоносцев со свирепостью людей, которым нечего терять. В конце июня городское ополчение взяло штурмом небольшой замок Пюжоль в десяти милях от Тулузы, где обосновались три рыцаря Симона. Рыцари укрылись в башне, и им предложили сохранить жизнь, если они сдадутся, но когда их привезли в Тулузу, разъяренная толпа ворвалась в их темницу, протащила их по улицам на волокушах и повесила на виселице за городскими воротами.
24 июня крестоносцы собрались в Кастельнодари, чтобы стать свидетелями посвящения в рыцари старшего сына Симона де Монфора — Амори. Для Симона это был момент особенной важности. Его желание основать новую династию было очень сильным, как это всегда было в тех лишенных местных корней обществах, основанных рыцарями-авантюристами: Утремер (Левант, Заморье), Сицилия, нормандская Англия. Наследственность была символом постоянства, которым больше всего дорожили новоприбывшие. Посвящение в рыцари означало для молодого человека не только вступление в военную касту; оно связывало его с ведением дел его отца, дел, которые однажды станут его собственными. Поэтому рьяный самодержец Филипп Август отложил посвящение сына в рыцари до двадцать второго года его жизни, да и то поставив целый ряд щекотливых условий. Но Симону нужен был его сын-наследник. Кроме того, он думал о пропагандистском значении этой церемонии, торжественном утверждении того, что рыцарство — это церковный орден, а война в Лангедоке — священная война. Он распорядился возвести шатры для гостей на лугу за Кастельнодари, а алтарь установить в открытом павильоне на вершине холма. Здесь находились епископы Орлеана и Осера в великолепных одеждах, а Амори подвели к ним его отец и мать, чтобы вручить ему меч и пояс с алтаря. Окружающие священнослужители разразились пением Veni Creator Spiritus. Амори повернулся, чтобы принять почести крестоносцев как наследник своего отца. Пьер Сернейский, наблюдавший за церемонией сквозь слезы умиления, счел ее религиозный подтекст прекрасным новшеством. В действительности же она ознаменовала собой очередной этап процесса, превращавшего рыцарство в общественный институт, значение которого было церемониальным, а не военным, в еще один инструмент пропаганды войны. Став рыцарем Амори с головой погрузился в свои новые обязанности, так как отец пожаловал ему земли за Гаронной и приказал завоевать те места, которые еще сопротивлялись.