Выбрать главу

Ополченцы Тулузы, не заметив расправы над своими союзниками, начали штурм западной стены города. Епископ Фолькет, наблюдавший за разгромом испанцев со стен цитадели, послал к тулузцам гонца с предупреждением покориться, пока крестоносцы-победители не вернулись с поля боя. В доказательство подлинности послания он отдал гонцу свою мантию. Но тулузцы не могли поверить, что сражение проиграно и вырвав манию из рук гонца, выгнали его из лагеря. Однако весть от епископа быстро подтвердилась, поскольку внезапно появился Симон во главе своей баталии. Тулузцы разбежались во все стороны, но были легко настигнуты и перебиты конными крестоносцами. Многие из бегущих бросились в реку и утонули в ее быстром течении. Немногие из них добрались до барж, пришвартованных у Гаронны, став почти единственными выжившими из большого отряда ополченцев, покинувших Тулузу тремя днями ранее. Для города это была политическая и социальная катастрофа. Почти в каждой семье оплакивали кого-то из погибших ополченцев. Консулам пришлось учредить специальные суды для рассмотрения массы тяжб между наследниками стольких неожиданно погибших людей[22]. Для Арагона же поражение стало страшным ударом. Их король был убит, сражаясь против французских крестоносцев, всего через год после того, как привел к победе испанских. Педро стал жертвой чрезмерных амбиций своей династии за Пиренеями, в то время, когда победа над маврами открыла беспрецедентные возможности на юге, которые мог был использовать энергичный лидер; но наследнику Педро было всего шесть лет, и он находился на положении заложника у Симона де Монфора в цитадели Каркассона. Сам же Симон достиг вершины своего могущества.

На следующий день после битвы епископы обратились с циркулярным письмом ко всему христианскому миру, оглашая ее как чудесную победу над превосходящими силами врага. Действительно, армия южан была намного больше французской, но битва при Мюре не была чудом. Педро отказался от почти всей своей пехоты, а его конница, вероятно, превосходила крестоносцев не более чем два к одному. Он не захотел дожидаться двух сотен всадников под командованием Нуньо Санчеса и Гильельмо де Монкада, прибытие которых ожидалось через несколько часов. Он даже не дождался контингента Раймунда VI, который, таким образом, не принял никакого участия в битве. Презираемое рыцарями ополчение Тулузы было ограничено своим лагерем, расположенным на дальнем конце равнины[23]. Сражение стало тем редким совершенством, которое представляли себе авторы chansons de geste — битва на ровной местности между противостоящими линиями кавалерии. Это был прекрасный подвиг северного рыцарства, но он стал демонстрацией бесполезности таких подвигов в любых, кроме самых благоприятных условиях. Впечатляющая сила пехоты как средства защиты от кавалерийских атак была неоднократно продемонстрирована в крестовых походах на Ближнем Востоке и в англо-норманнских сражениях, таких как знаменитая победа Генриха I Английского при Бремюле в 1119 году. За сорок лет до Мюре пехота Милана сумела в течение нескольких часов отражать атаки тяжелой немецкой кавалерии императора Фридриха II Барбароссы, после того как их собственная кавалерия обратилась в бегство. Рено Булонский испытал на себе то же самое при Бувине в следующем году. Педро не мешало бы усвоить этот урок. Но для слушателей chansons de geste Милан был синонимом богатства, а не мудрой военной тактики. Средневековые предводители армий не изучали планы состоявшихся сражений и не пытались перенять опыт прошлого или даже своих современников. Воины составлявшие армии, возможно, часто и были профессионалами, но командиры — никогда. Эпоха профессиональных командующих начинается в XIV веке, причем в Италии, а не во Франции. Их предшественники были людьми необразованными, с ограниченным кругозором, более сильными в общей стратегии, чем в тактике на поле боя, и склонными возводить аристократический снобизм в военную добродетель.

вернуться

22

V. Fons, Rec. de l'Acad. de Legislation de Toulouse, 1871, p. 13.

вернуться

23

Размер армий столкнувшихся при Мюре представляет собой проблему. Пьер Сернейский называет 800 человек в качестве войска Симона и почти наверняка прав, но его 100.000 человек для противника ― абсурд. Педро II привел из Испании от 800 до 1.000 homens a caval (James of Aragon, p. 16), термин, который, несомненно, охватывает всех всадников, как рыцарей так и конных сержантов, так что Delpech, vol. i, p. 20, ошибается, умножая их на три. Нет никаких данных о численности пехоты (да и была ли она у короля?); мало сомнений в том, что тулузское ополчение было главной пехотой в армии, но оно в сражении не участвовало. Южные князья потеряли свои земли и не могли выставить больше рыцарей, чем было у них в Тулузе, плюс добровольцы, упомянутые Пьером Сернейским (600/800 человек?); из южан в битве, несомненно, участвовал граф Фуа (см. Wm. of Puylaurens), но о Раймунде упоминаний нет. Учитывая состояние Лангедока, общая численность южан (включая испанцев) более 10.000 человек крайне маловероятна, и из них, возможно, лишь до 2.000 участвовали в битве.