Глава 4. День четвертый
С первыми отстветами зари черное оперение попугаев порозовело. Серебристый открыл один глаз и проворчал: «О ужас! Опять все тот же кошмар!» Тупакумару вел своих гостей к тайной пещере по тропинке двадцатисантиметровой ширины, умело проложенной по склону горы - так, что со стороны ее не было видно. Каракатица и Амадо
дрожали. Чтобы не упасть, все двигались боком, спиной к гранитной стене: пятки прижимались к отвесному склону, а кончики ступней нависали над бездной. Альбина с уверенностью лунатика спокойно следовала за колдуном по бесконечному подъему. Броненосец, после прихода в лес жадно поедавший все разновидности бабочек, сопровождал их на почтительном расстоянии.
Пасть пещеры была узкой и из нее тянуло зловонием. Старик медленными, выверенными, чтобы не потерять равновесия, движениями снял мешочек с Альбининой груди:
- Вот маска, Мама Окльо. Она - твое сознание, пребывающее в веках. С ее помощью – если согласишься принять эту тягостную помощь - ты победишь Госпожу.
Альбина, которой мешало ее крупное тело, едва протиснулась внутрь пещеры. Идти пришлось на четвереньках, обдирая колени и локти; зажатая между стен, Альбина едва могла дышать. Постепенно лаз расширился, сверху появились сталактиты, а снизу - скелеты, обернутые длинными нитями паутины. Зажав нос, женщина остановилась, давая зрачкам привыкнуть к полумраку.
Каракатица, оставшаяся снаружи, впала в отчаяние. Ее подруга скоро вступит в бой с губительным призраком - а она сидит здесь, посапывая в объятиях Амадо, словно кошка в течке. А что, если Альбина проиграет битву? После стольких лет совместной жизни, еще с тех времен, когда подобранная на улице Альбина не умела даже ходить в уборную, и Каракатица учила ее говорить, слово за словом, и потом, когда она впервые познала с Альбиной, что такое ласка, теплота человеческих отношений, и самых возвышенных, и самых плотских, - после этой благословенной дружбы она оставит Альбину умирать в одиночестве? Да, у нее нет возможности помочь подруге, но она хотя бы сделается верным свидетелем Альбининой гибели и навсегда сохранит это в памяти.
- Мертвые живут, пока о них вспоминают. Они питаются нашим опытом, разделяют наши мечты, растут, просто существуют. Я иду!
- Нет-нет, любовь моя! Не покидай меня! Моя мать умерла при родах. Мой отец, посчитав себя убийцей, удалился в мир шляп и общался только с ними. Никто не удостаивал меня ни единым словом. Если ты последуешь за ней и будешь съедена, я останусь в одиночестве, и оно окажется страшнее моего одиночества до встречи с тобой.
Мой остров, где до того не обитало ни души, заполнится твоим невыносимым отсутствием.
Каракатица запечатала рот коротышки безнадежным поцелуем.
- Амадо, ни слова больше. Преданность для меня сейчас важнее любви.
Когда его возлюбленная скрылась в проходе, шляпник решил броситься в пропасть. Но Тупакумару удержал его:
- Не совершай той же ошибки, что и я. Проникнись верой. Если ты кинешься вниз, то лишишь ее силы твоих молитв. А они могут склонить исход борьбы в ее пользу. Не умаляй себя в своих глазах. Боги слышат все - даже топот муравьиных лап по цветочному стеблю. Одна капля заставляет пролиться воду из сосуда, одно моление может сотворить чудеса.
Амадо прислонился к каменному склону и принялся повторять с безумным видом: «Господи, помоги ей!» Старик кашлянул. Устыдившись, человечек тут же поправился: «Господи, помоги им!»
Каракатица прошла полный скелетов подземный ход и оказалась в сводчатом зале, стены которого были покрыты мхом, испускавшим слабое свечение. Укрывшись изгибом стены, она могла беспрепятственно наблюдать за своей подругой. От увиденного Каракатица покрылась гусиной кожей, волосы ее встали дыбом. Серая из-за скупого света, Альбина раскачивалась в гипнотическом трансе, слушая мрачный, густой, мерзкий, всепроникающий голос, исходивший от непонятной фигуры в три раза превосходящей ее. Под смутными очертаниями могла скрываться дама былых времен, паучиха, сука с отвислыми сосками - или же Альбинина уплотненная тень. Запах гниющих цветов ударил Каракатице в ноздри. Она упала, трепеща с ног до головы. «Госпожа, царящая в Каминье, не так ужасна: мы все знали про нее и разделяли тяжесть нашего знания. Но эта подчинила себе именно Альбину. До чего Альбина бела и до чего же черна ее тень!» Тут мысли ее прервались: непрекращающийся голос жуткого существа, словно яд медленного действия, начал проникать ей в мозг...
- Родная моя, красивая, нежная, светлая моя пища, признайся, что тебе от меня не уйти. Если ты поспешишь, то придешь ко мне. Если нет, я приду к тебе. Если будешь идти не быстро и не медленно, я пойду рядом. Если закружишься в танце, я составлю тебе пару. Я ловлю тебя каждый миг, я - твоя мать и непрерывно рождаю тебя.
- Кто страшится меня - цепляется за этот мир, не зная, что весь мир принадлежит мне. Я придала уничтожению невиданную красоту, я жду, пока жизнь не достигнет своего высшего проявления - и тогда начинаю разрушать ее с той же любовью, с которой создавала. О, безграничная радость! Где нет конца, нет и начала. Поэтому я и являюсь в облике беременной суки. Я - черная сердцевина всякого становления. Делай то, что делаешь, ты - моя добыча, и пущенная мной стрела ежесекундно настигает тебя.
- Чтобы войти в вечность, отдай мне то, что от века было моим. Иначе ты станешь цепляться за то, что тебе чуждо. Пожертвуй последней иллюзией - взглядом, который хочет и надеется объять все. Позволь наградить тебя чистейшим взглядом мертвецов: два зрачка, которыми взирает одно лишь Верховное существо. Тогда твои мгновения станут вечными, все вокруг обернется зеркалом, ты увидишь себя в каждом лице, в каждом очертании, ты перестанешь различать материю и видимость, ты поймешь, что я не принадлежу тебе: я и есть ты... Давай же, подари мне свою душу, войди в мое лоно! Растворись во мне и начни, наконец, существовать!
Каракатица, видя, как Альбина медленно-медленно приближается к отвратительной тени - с остекленевшим взглядом, протягивая руки, точно умоляя пожрать ее, - потерла налитые свинцом веки. Разве она может помешать жертвоприношению? Разбудить подругу? Но как? Остается лишь бессильно наблюдать за кошмарным пиром!.. Тело ее размякло, стало слезами, наполнило глаза... Шершавый язык коснулся лодыжек
Каракатицы. Верный Киркинчо пришел утешить ее, пребывавшую в горестном оцепенении. Несмотря на жесткий панцирь, Каракатица принялась поглаживать броненосца, словно кота. Зверек свернулся в шар. Не успев даже подумать, Каракатица швырнула его под ноги Альбине. От удара женщина пришла в себя и поняла, что стоит в каком-нибудь метре от Госпожи.
- Назад, любовь моя, беги, беги! - взывала Каракатица. Но Альбина вместо бегства сунула руку в мешок, достала маску, надела на лицо, раскинула руки в стороны и дала заглотить себя. Огромное черное яйцо испустило довольное урчание. Другой своей стороной тень высосала мясо броненосца, оставив лишь тонкий панцирь.
В горле Амадо точно железная рука пошевелила голосовые связки. Там, на краю обрыва, пытаясь удержаться на узком карнизе, он перестал думать о самосохранении и почувствовал с безмерной тревогой, что наступила чья-то смерть. При мысли, что это Изабелла, словно бешеный конь взвился на дыбы в его груди: он перегнулся, безутешно рыдая, и готов был упасть вниз. С животной ловкостью Тупакумару схватил его за волосы и снова поставил у склона горы.