Стены были «украшены» полками с черепами животных, и не только ими. Всю центральную часть комнаты занимал большой стол, на нём спокойно мог поместиться человек. И, судя по выточенным канавкам для стока крови, именно для этого он и предназначался. Один взгляд на лежавший на столе набор инструментов вызывал ужас ― всевозможные ножи, пилы, топоры…
Я едва успел вскрикнуть:
«Назад, это ловушка»!
Но было поздно, дверь за нами захлопнулась, и снаружи послышался лязг опускаемого засова. Джером застыл у двери и как-то странно смотрел на нас. Да нет, не странно, это было неприкрытое злорадство.
― Почему ты так поступаешь с нами, Джером? Мы же спасли тебе жизнь. Где твоя благодарность? Вот почему не люблю людей ― они всегда предают, ― выкрикнул я в отчаянии.
― Ты напрасно проклинаешь своего слугу, мальчик. Бедняга давно болтается в петле, которую я ему приготовил, ― голос изменился, как и сам его обладатель. Личина Джерома сползла с говорившего, как грязь со скользкой кожи, и перед нами предстал живой мертвец, мой недавний мучитель. Он не спускал с меня красноватых, чуть навыкате глаз, и на его бледной физиономии была всё та же похотливая ухмылка.
Моё тело постепенно сковывало ещё не забытое одеревенение, и только глаза продолжали следить за движениями возникшей из ниоткуда ведьмы. Всё в том же чёрном платье, с высоко поднятыми волосами и совершенно безумным взглядом, поцеловав мужа, она приблизилась к нам:
«Потерпи, скоро эти детки будут в твоём полном распоряжении, только сначала я немного позабавлюсь вот с этим маленьким дурачком. У него такие интересные глаза, сиреневый ― мой любимый цвет. Хочу рассмотреть их поближе. Ты не возражаешь, если я вырву их и оставлю себе на память? Ему они всё равно больше не понадобятся».
― Конечно, дорогая. Делай, как ты любишь. А потом уже я буду развлекаться, как нравится мне, ― и он гадко захихикал.
Моё сердце стучало всё медленнее, погружая меня в забытьё, и я молил всех богов, чтобы они забрали меня к себе на небо или прямо сейчас сбросили в преисподнюю, не отдавая моё тело на поругание этим мерзавцам. И ещё, как это ни странно для такого эгоиста, как я, до слёз жалел близнецов и настоящего Джерома, которого так и не смог спасти.
Дальше произошло что-то невероятное. Сначала я видел, как сверкнул кинжал и вошёл ведьме точно в глаз, она не успела даже вскрикнуть ― медленно осела на пол и завалилась на бок. Одновременно второй серебряный кинжал угодил в горло извращенца, и тот, беспомощно открыв рот, прямо на наших глазах начал быстро разлагаться.
Пряный аромат запретной магии сменился сладковатым запахом гниения, и я понял, что свободен от чар и могу двигаться. Меня рвало на одежду стоящего рядом Рика, а он прижимал мою голову к своему плечу, повторяя:
«Всё хорошо, Лэнни, сейчас мы выберемся отсюда, а то здешний воздух не подходит для твоего благородного носа».
Перед глазами всё плыло, я чувствовал, как Рик держит меня на руках, пока Дар большим топором прорубает дыру в двери. Как, поднимаясь по лестнице, выносит меня на улицу и умывает водой из колодца, осторожно укладывая на траву в тень дерева. Сняв с себя испорченную рубаху, Рик плескался под струями воды, щедро выливаемые на него братом. А потом, мокрый и счастливый, он сел рядом со мной и тихо спросил:
«Как ты, малыш?»
Меня от этих слов бросился в жар, и глупая улыбка приклеилась к заплаканному лицу. Единственное, что смог из себя выдавить: «Спасибо, что спасли». Рик отжал длинные мокрые волосы и, погладив меня по голове, весело сказал:
«Одним „спасибо“ не отделаешься. С тебя новая одежда и бочонок вина для всех троих. Согласен?»
Я кивнул, постепенно приходя в себя.
― Не понимаю, почему вас не коснулась их магия? Мне пошевелиться-то было невозможно.
Рик сидел рядом, обняв колени.
― Отцу приходилось иметь дело с подобными тварями. Он подарил нам с Даром заговорённые кинжалы. Они сдерживают колдовство, не давая ему влиять на нас, и поражают живых мертвяков, а также подобную им нечисть, вроде твоей тётушки. Мы просто сделали свою работу, не забыл, для чего нужны телохранители?
Я крепко сжал его руку и смущённо прошептал:
«Прости меня, Рик, иногда бываю таким ослом, ты знаешь. С сегодняшнего дня вы с Даром можете спорить со мной, если считаете, что я не прав. Обещаю прислушиваться к вашим словам…»