Клочья тумана повисли над ним, загородив собой половину мира. Его ноги вдруг коснулись каменистого дна, которое вскоре стало песчаным. Он так замёрз, что ноги почти ничего не ощущали. Он поднимался всё выше, и вот уже вода едва доставала ему до плеч, а Белла стала тяжелее. Его дыхание было хриплым и громким, как крик.
Пляж, на который он вышел, разительно отличался от штормового моря: он был сух, спокоен и освещён ярким солнечным светом. Пройдя шагов двадцать или тридцать, Терман положил Беллу на светло-жёлтый песок. Некоторое время он стоял возле неё, наслаждаясь тёплым воздухом, обдувавшим его голую спину. Достаточно ли далеко от воды он оттащил её? Усталость переполняла тело, наливая свинцом все его члены. Он лёг рядом, положив руку ей на грудь, и крепко уснул.
* * *
Солнце светило прямо в глаза, и он повернулся на мягкой шершавой поверхности. Возле ног было что-то холодное. Он полухрапел, полустонал. Его кровать никогда не казалась ему такой неудобной, да и покачивание корабля почему-то не ощущалось.
— В чём дело?
Голос был приятный, но его звук почему-то отдавался в нём почти физической болью. Он закрыл уши руками.
— Что случилось?
— Ничего, — пробурчал он. — Уходи. Я сплю.
— Скоро будет прилив.
Голос был женский. Белла проснулась раньше, чем он? Но почему он спит рядом с Беллой? Она ведь была лишь членом экипажа, и они никогда…
И тут вернулись воспоминания. Он вспомнил сначала не события, а свои ощущения: растерянность, ужас, ледяной холод и отчаяние. Перевернувшись на живот, он открыл глаза. Ровная, местами поблёскивающая, ярко-жёлтая поверхность.
Песок.
Да, он и Белла доплыли до берега. Последние сотни метров они плыли молча под вой ветра. Он поднял её сюда, далеко от кромки воды. Корабль… Корабля больше нет. В живых, по всей видимости, остались только они. Ночь. Холод. Грохот волн.
— Белла, — сказал он, и его стошнило на ровную жёлтую поверхность пляжа.
Когда конвульсии прекратились, он вытер рот рукой и встал на четвереньки. Яркий солнечный свет слепил глаза, но он заставил себя их открыть. Он увидел голые колени, а над ними ободранный край вязаной юбки.
— Белла? — спросил он.
— Белла? — переспросил голос с явным изумлением.
— Ты Белла?
— Нет, я не Белла.
Его локти подогнулись, и он чуть не упал в собственную рвоту. С трудом передвигаясь по качающейся, как ему казалось, поверхности песка, он отполз метра на три и посмотрел вверх.
Молодая женщина спокойно смотрела на него серыми глазами.
— Ты не Белла, — заметил он. — Я никогда тебя не видел раньше. А где она?
— Не знаю, — сказала женщина.
Её волосы были точно такого же цвета, что и глаза. Одета она была в шерстяное вязаное платье цвета ржавчины, и, судя по обилию заплат, ему было очень много лет. В её лице угадывался какой-то особый тип невинности — полное незнание того, что на свете существует притворство.
— Белла, — сказал он хрипло, — она была со мной… вчера ночью.
— Не знаю, — сказала женщина. — Я просто пришла посмотреть на тебя и на это.
Она показала в сторону, и он повернулся, чтобы посмотреть…
Это…
Вокруг головы Беллы песок был залит кровью; волосы превратились в сплошной кровяной сгусток. Ему всегда казалось, что мертвецы должны выглядеть умиротворёнными, но её лицо было искажено страшной гримасой. Умирая, она кричала — кричала, а он лежал рядом и не слышал? Может, она толкала его, пытаясь разбудить, пока не умерла; а он продолжал спать, закопавшись в песок, чтобы было удобнее? Нет, этого не могло быть: песок рядом с её телом был почти нетронутым — лишь следы его ног, идущие от кромки воды. Наверное, когда он вынес её на берег, она уже была мертва.
Белла. Когда они плыли через беснующийся океан к Альбиону, он любил её, хотел быть с нею рядом вечно… И вот теперь это.
Он опять произнёс её имя и заплакал, стоя на коленях и закрывая лицо руками. Он на время забыл о том, что странная женщина стоит рядом и наблюдает за ним. В слезах его была не только горечь потери, в них был ужас, который он пережил в холодных волнах, считая себя обречённым на смерть.
Рука женщины легла на его плечи.
— Почему ты плачешь, морской зверь?
— Белла, — сказал он, опустив подбородок на колени.
— Но ведь я не Белла, я же сказала тебе, — удивилась женщина. — А-а! Ты, наверное, говоришь про это. Тебе оно нравится?
— Разве ты не видишь?
— Что?
Спокойствие в её голосе было острее ножа.
— Она была моим товарищем. Мы помогали друг другу, — стало немного легче — боль сменилась злостью.
— Какой товарищ? Где же твой товарищ? Здесь только ты… и я. Мы одни.
— Она здесь. Белла здесь! — он указал пальцем на бледное тело.
Женщина ничего не ответила. Терман постепенно обретал контроль над собой. Он вытер от слёз глаза, насыпав в них песок, но не обратил на это внимания.
— Разве ты не видишь?! — закричал он.
Босая нога женщины легонько пнула труп Беллы. Голова мёртвой женщины наклонилась в сторону.
— Нет, — ответила странная женщина.
Терман поднял голову и увидел, как она озадаченно чешет у себя под мышкой.
— Никого нет, кроме тебя. Мы — одни.
— О-о-о! — закричал он и встал на ноги. Женщина в испуге и изумлении отскочила. Он упал на труп Беллы и стал целовать её мёртвые губы в надежде, что каким-то образом ему удастся вернуть её к жизни.
— Почему ты целуешь это? — вежливо поинтересовалась женщина.
— Она не это.
— Нет, я не вижу.
Он с большим трудом снова встал на ноги. Небо было синее, чем обычно. Высоко-высоко летела чайка, свободно паря в воздушных потоках.
— Ты голоден?
Он неожиданно почувствовал голод: он умирал с голоду. Ему захотелось уйти отсюда, оставив Беллу лежать на песке, и пойти туда, где он сможет найти большой, жирный и страшно горячий кусок мяса. С трудом волоча ноги, он побрёл прочь от моря.
— Да, — сказал он на ходу. — Я голоден.
— Тогда пойдём в дом к человеку, который называет себя моим отцом. Он очень хороший отец — лучше, чем многие. Я люблю и отца и мать потому, что они говорят, что я должна их любить. Не стесняйся. Пойдём.
— Её голос был необычно звонким.
У него были причины стесняться, больше того, ему было стыдно. Последний рая взглянув на труп Беллы, он закрыл руками срамное место и последовал за женщиной. Чувствуя, как ветер обдувает его сжавшуюся от поды мошонку, он смущённо закашлял.
Женщина даже не глядела в его сторону.
— Я помню, — вдруг сказала она, обращаясь в пространство перед собой, — как вы вышли на берег. Ты и это. Я тогда собиралась ложиться спать.
Он что-то побормотал себе под нос.
— Интересное зрелище, — продолжала она. — Как будто два морских чудища решили погулять по земле. Я чувствовала вас обоих. Но затем вдруг поняла, что передо мной лишь человек, который тащит на себе это.
Ему стало не по себе от таких слов.
— Если ты говоришь, что это когда-то было человеком, я должна поверить тебе, иначе было бы невежливо. Человек, вероятно, исчез перед тем, как ты вышел на берег. Я не могу вспомнить. Ты уверен, что не ошибаешься? Исчезновение не оставляет следов. Ты точно знаешь, что это…
— Она не это, — с угрозой в голосе повторил Терман.
— Ну, ладно, что бы это… она… ни было, я видела, как ты её тащил. Посмотри, какой одуванчик. Красивый? Смотри, сколько много оттенков жёлтого цвета. Ты должен посмотреть на этот одуванчик…
Он бросился к ней, повалил на землю и изо всех сил стал бить кулаками по её пухлым губам, разбив их в кровь. Он хотел уничтожить её, выбить из неё жизнь и наблюдать за тем, как душа покинет её тело. Он что-то кричал, пытаясь рассказать о любви к Бёлле, которая оказалась такой короткой. Он надеялся, что таким образом сможет пробиться в её душу и показать, что Белла — не просто красивое имя. Он бил снова и снова.