— Можно и так сказать, — после паузы согласилась Рин. — Пусть всё так и остаётся.
Она подобрала острый камень и бросила его в изображение оленя. Камень попал в Анины стрелы, и они упали на землю.
Рин поднялась, расправила плечи и сделала несколько наклонов, касаясь пальцами мысков. Аня засмеялась.
— Домой, — сказала Рин. — Нам пора возвращаться.
Женщины собрали оружие в корзины и убрали деревянные мечи в ножны.
— В следующий раз, когда эллоны придут в Лайанхоум, — сказала Аня, — мы перебьём их.
— Да. В следующий раз. Но не слишком ли много было этих следующих разов?
Они шли через лес, мягко ступая по опавшим сосновым иголкам.
— Я не понимаю, — задумчиво произнесла Аня. — Ты постоянно говоришь, что я должна быть лидером, но каждый раз, когда я собираюсь сделать что-то, останавливаешь меня и напоминаешь об осторожности и осмотрительности.
— Да.
— Но почему?
Рин посмотрела на голубое небо и на зелёную листву деревьев. Воспитание ребёнка после смерти Сайор было нелёгким делом. Подростковый возраст вообще не самый лучший, а с Аней после такой страшной смерти матери было и того хуже. Рин пыталась быть для Ани одновременно матерью и отцом, но чувствовала, что ей не удаётся ни то, ни другое.
— Почему? Странный вопрос. Мне кажется очевидным, что если ты собираешься вести нас, ты должна быть живой, — она обошла коровий блин, чувствуя раздражение. — Пока ты была не готова к войне с эллонами, было бы сумасшествием открываться им. Но теперь, я думаю, ты готова. И они не заставят себя долго ждать.
Аня некоторое время молчала. Она была среди жителей деревни, нашедших тело её матери у подножья холма, и наблюдала за тем, как они похоронили чудовищно покалеченные останки под неприметным кустом. Рин объяснила Ане, что если бы её не было там и если бы она не была дочерью Лайана, крестьяне моментально забыли бы о существовании её матери. Вместо этого они удостоили её почестей, которых заслуживал разве только монарх. Аня-подросток смотрела на церемонию со слезами на глазах, но не чувствовала в душе особого сожаления. Сайор всегда была дальше от неё, чём Рин; было заметно, что она не любит мать, даже когда сидела у неё на коленях. А Рин играла с ней в мяч и учила приёмам рукопашной борьбы.
— Значит, мы начинаем? —— спросила Аня.
— Да. Скоро мы нанесём удар.
Они входили в деревню по немощёной, но хорошо утрамбованной дороге.
— Мы должны убить их?
— Я не вижу ничего другого. Альтернатива одна — они перебьют всех жителей Лайанхоума. Уж они-то не будут задумываться — они обучены убивать.
Аня заметила гриб в траве у обочины и, нагнувшись, сорвала его. Рин даже не сбавила шага, наблюдая, как Аня бегом догоняет её.
— Я не люблю убивать, — сказала Рин, — так же, как и ты. Но эллонские солдаты убьют нас безо всяких угрызений совести: мы для них — животные, готовые для убоя. Они не считают нас людьми, подобными себе.
Она мотнула головой, и её седые волосы взметнулись словно от порыва ветра.
— А ты считаешь нас людьми?
Рин остановилась и с яростью взглянула на Аню.
— Конечно, — сказала она. — Почему ты спросила?
— Ты иногда кажешься такой холодной…
Рин помолчала немного.
— Я любила твою мать, ты знаешь, — сказала она наконец. — Когда она умерла, я задумалась. Мне хотелось, чтобы она была жива, но это, конечно, было невозможно. Тогда я решила, что её смерть была не напрасной.
— И при чём здесь убийство эллонов?
— Ещё как при чём, дитя моё. Ещё как. Твоя мать видела, что сделали эллоны с твоим отцом, и она никогда бы не простила им этого. Если бы она была посильнее и осталась в живых, чтобы самой убить их. Она не умела прощать: видно, поэтому и покончила с собой.
Теперь они были в центре Лайанхоума и повернули налево, чтобы подняться на холм, к дому. Аня перекладывала гриб из одной руки в другую, наслаждаясь ощущением его прохладной плотной поверхности.
— Она так и не простила мне того, что стала моей любовницей, — сказала Рин, поддав ногой лежащий на дороге камень, — хотя и желала этого больше, чем я.
— Но ты никогда не пыталась стать моей любовницей, — заметила Аня.
— Ты мне не нравишься как женщина, — ответила Рин, не глядя на девушку.
— Спасибо.
— Я люблю тебя, но по-другому. Я думаю, Сайор любила бы тебя так же, как я, если б осталась в живых. Что же касается меня, то ты — моя дочь, вот и всё.
Аня открыла скрипучую дверь, войдя в дом, налила в котелок воды и зажгла под ним огонь. Рин села на табурет, скинула ботинки и вытянула уставшие ноги.
В доме кто-то был.
Они вдруг поняли это одновременно.
В руках у Рин появился клинок. Аня убрала котелок с огня.
— Эй! — раздался голос откуда-то из спален наверху.
— Вроде, не враг, — заметила Рин, не торопясь, однако, убирать клинок.
— Это я, — сказал голос.
Аня смертельно побледнела. С детства ей говорили, что эллонские солдаты могут прийти в дом только потому, что она — дочь Лайана. Теперь её самые страшные кошмары становились явью.
— Забудь об этом, — сказала Рин. — Это не эллон. Совсем другой акцент.
— Тогда кто же это?
— По-моему, этот странный певец. Который был здесь, когда погибла твоя мать.
— Ты где? — крикнула Рин.
Она всё ещё держала в руках клинок.
Послышались шаги по деревянной лестнице, и перед ними появился высокий мужчина. В левой руке он держал деревянную флейту, очевидно, считая её самым важным предметом в своей жизни. В правой руке — бубен. Он взглянул на свои инструменты и улыбнулся Рин.
— Ты Аня? — вежливо осведомился он.
— Немного ошибся.
Рин кивнула в сторону.
— Значит, ты — Аня?
— Да.
Она не могла припомнить, когда достала лук, но ой каким-то образом оказался в её руках. Наконечник стрелы был направлен в лоб человека, как раньше в горло оленя.
— Убери лук, Аня, — спокойно сказала Рин. Аня подчинилась.
— Кто ты? — спросила она.
— Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган, — сказал человек, — но я предпочитаю, чтобы меня называли просто Реган. Вы не помните, но я был здесь раньше. Меня просили прийти к вам на помощь, но в первый раз я пришёл слишком рано. Ну, а теперь… я вернулся. — Широкая улыбка осветила его лицо.
— Кто просил тебя прийти сюда?
Рин напряглась.
— Певица. Такая же, как я. Она сказала, что её зовут Элисс, но я не знаю, правда ли это.
— Я знаю Элисс, — сказала Аня. Котелок, который снова стоял на огне, стал закипать. — Она как-то встречалась с друзьями моего отца. А потом приходила ко мне.
Рин отодвинула стул и указала на него Регану.
— Зачем ты здесь?
— Я же сказал, Элисс попросила меня об этом.
— Чай будешь пить?
— Конечно.
Он уселся на неудобный стул, опёрся локтями на стол перед собой и улыбнулся женщинам. Струившийся через окно солнечный свет окрашивал всё в жёлтый цвет. Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган посмотрел на яркие лучи и затем отвернулся.
— Мои друзья зовут меня Реган, — повторил он.
— Неудивительно, — сказала Аня.
Чай был кислым, и Регану не понравился, но он пил его тем не менее, надеясь, что привыкнет к этому вкусу. Однако был разочарован: последний глоток оказался столь же неприятен, как и первый.
Аня улыбнулась.
— Ты знаком с Рин? — спросила она.
— Пока нет, — ответил Реган.
— А ты раньше встречал Аню? — насмешливо спросила Рин.
— Н-нет…
Аня хмыкнула.
* * *
Проснувшись в самом начале периода бодрствования, Аня почувствовала какой-то странный сладостный зуд между ног. Рядом с ней громко храпя спал Реган, и она прильнула к его телу, чувствуя его тепло своей грудью и животом. Провела пальцами по коротким волосам у него на затылке, наслаждаясь его беззащитностью во время сна, запустила руку ему в пах и стала ласкать его там, в надежде на ответную реакцию.
Реган без особого успеха и совсем недолго притворялся спящим…
Позже, покинув спящую Аню, он поднялся с кровати и оделся. Сходил по нужде, съел несколько сырых грибов и горбушку хлеба. Напоследок выпил пару сырых яиц и не сколько стаканов холодного чая.