Выбрать главу

Она думала о том, что жирная грудь была для неё самым ненавистным местом его тела, исключая разве что подмышки, когда Ветер вошёл в комнату, срывая со стен картины и сметая с полов ковровые дорожки.

Деспот оторвал себя от наложницы.

— Уходи! Уходи отсюда! — закричал он. — Я приду к тебе, как обещал, но немного попозже!

Она чувствовала под своим обнажённым телом прохладу ровного каменного пола. Странно, что он казался ей более желанным, чем отчаянно страстные объятия Деспота, в которых она находилась секунду назад. Толстяк же был брошен Ветром из одного угла комнаты в другой, да так, что на его жирном торсе появились синяки. Она ухмылялась, глядя на то, что делал с ним Ветер, и особенно на его хлопающий по животу член, эрекцией которого он так гордился. Он ничем не отличался теперь от любого другого мужчины: правители в минуту опасности ничем не отличаются от крестьян. Одно из его ушей было порвано о каменную стену, и из разрыва текла кровь.

Лёжа на полу, он частично избежал самого страшного гнева Ветра.

Деспот рассказывал ей, что Ветер пытался говорить с ним в прошлый период бодрствования, но он с негодованием отверг это предложение… На самом деле, ещё до разговора с ней он решил уступить Ветру. Но теперь Ветер надумал показать ему свою силу. Деспота продолжало швырять из стороны в сторону по всей комнате, и одна из его рук была уже сломана. Наложница изо всех сил старалась снова не засмеяться, а потом изо всех сил старалась не ругать себя за свой промах. Если Деспот выживет, она сама может оказаться в очень тяжёлом положении.

Прошло достаточно много времени, и Ветер вынес наконец, извивающееся и кричащее тело Деспота через одно из окон и, держа его на весу всю дорогу, бесцеремонно бросил на вершину плато, где давным-давно разговаривал с Надаром.

Наложница, обрадовавшись, что осталась одна, засмеялась и бросилась одеваться, от души надеясь, что Ветер добьёт Деспота, и ей не придётся больше терпеть его домогательства.

Но капризный Ветер вернулся в комнату, когда она уже выходила, и сбросил её с лестницы, да так, что её шея оказалась сломанной в нескольких местах.

* * *

— Аня! — сказал голос.

— Да…

Она всё ещё спала.

— Аня!

Голос стал более настойчивым.

— Ну здесь я, — пробормотала она и повернулась на другой бок, ощущая своей щекой приятную мягкость подушки.

— Я Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган. Помнишь меня? — он отчаянно тряс её за плечо, пытаясь разбудить.

Она попробовала лягнуть его и промахнулась.

— Аня!

Сквозь выцветший брезент палатки проникал солнечный свет, и Аня больше не могла убеждать себя в том, что спит. Она прислушалась к его словам и сказала:

— Ну.

Он сел подле неё на постель, и Аня ощутила тяжесть его тела.

— Ты всё ещё думаешь быть лидером армии? — искренне спросил он.

— Конечно, чёрт возьми!

— Похоже, тебе больше не удастся выполнять эту роль.

Остатки сна развеялись, и она села на постели.

— Что ты имеешь в виду?

Она, сузив глаза, взглянула на него. Он надеялся, что до неё ещё не дошла мода казнить тех, кто приносит дурные известия. Одеяло упало с её груди, и, в сочетании с суровым выражением лица, грудь эта казалась девичьей и невинной.

— Твои экзекуции. Воины говорят, что ты не щадишь никого, и потому ничем не лучше Дома Эллона. В этот период сна несколько десятков человек дезертировали — просто ушли, чтобы попытаться найти дорогу домой. Может, это и не плохо — мы обойдёмся без слабовольных. Но хуже то, что нашлись другие — они замышляют против тебя заговор. Они хотят убить тебя и поставить на твоё место другого лидера.

— Но это ерунда! Кроме меня, никто не сможет удержать эту армию! С моей смертью армия просто перестанет существовать.

Не обращая внимания на свою наготу, она встала с постели и принялась одеваться.

— Это не совсем так, — сказал Реган, глядя сквозь открытую дверь палатки. Неподалёку дети гоняли тряпичный мяч. Один из мальчиков упал, а затем поднялся, смеясь над своей неуклюжестью.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Аня.

— Есть, например, Рин, — ответил он, не глядя на неё. — Потом, есть я. Мы оба можем помнить прошлое и тех, кто умер.

— Да, — со злостью в голосе сказала она, — но вы не можете того, что могу я — передавать эти способности окружающим.

— Ты уверена?

Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган чувствовал, что находится на волоске от гибели, и всё же предпочитал стоять к ней спиной.

— Объясни, ты, дерьмо!

Вот теперь Реган повернулся к ней:

— У нас появился новый союзник. Он тоже может помнить прошлое — больше того, он может помнить прошлое с того самого момента, когда Альбион поднялся из океанских волн.

Реган снова сел на постель, наблюдая, как она заканчивает одеваться. «Почему, — думал он, — меня так отталкивает тело, от которого когда-то я был без ума? Почему Аня стала мне совершенно чужой?»

— Я не верю тебе, — сказала она сквозь зубы.

— Но это правда.

— И кто же этот союзник?

— Ветер.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Ты шутишь. Ветер никогда не вмешивается в людские дела!

— Ветер сказал нам, что хочет видеть конец Дома Эллона и будет действовать заодно со мной и Рин, может, ещё и Элисс, чтобы достичь этой цели. Рин и я ответили, что обдумаем его предложение, но прежде должны проконсультироваться с тобой. К сожалению, всё это слышали и остальные воины, которые тут же решили, что армии будет лучше, если ты перестанешь быть лидером. Весь этот период сна Рин и я пытались отговорить их, но это оказалось трудно, До сих пор многие хотят, чтобы ты была смещена и убита. — Лгать ей доставляло ему удовольствие. — Как я уже говорил, виноваты во всём твои казни: ты не должна была казнить так много людей.

— Но ведь ты и Рин никогда не предадите меня?

Он закашлялся в кулак и вытер мокроту о колено.

— Рин и я разделяем желание Ветра: мы хотим положить конец тирании Дома Эллона, — произнёс он, тщательно обдумывая каждое слово. — Однако мы не желаем, чтобы одна тирания сменилась другой, ничем не лучше первой. Если единственный путь, чтобы избежать такого — твоя смерть — это не великая плата за поставленную цель.

— Предатели! — закричала она.

— Нет, отнюдь не предатели. Такие обвинения может бросать только Деспот своим подданным. Мы лояльны, в первую очередь, по отношению к своему народу, и только во вторую, по отношению к тебе. Но, думаю, всё может измениться.

— Как?

Реган на несколько минут задумался.

— Если ты изменишься, — сказал он наконец.

Аня от злости и упрямства замолчала.

— Если бы ты смогла стать такой, какой была раньше, — предположил он осторожно. — Люди видели твою твёрдость и решительность тогда, но никогда не видели несправедливости. Они любили тебя, и некоторые даже боготворили. Вспомни Джоли, к примеру.

— Джоли умер. Я чувствовала, как он умирает. Кроме того, он был грязным старым негодяем, от которого постоянно воняло тухлой рыбой.

— Он был также и твоим другом. Он умер, пытаясь тебе помочь.

Снова голос Регана был очень спокоен. Он смотрел прямо перед собой, вспоминая, как Джоли ругал и оплёвывал всё вокруг, одновременно находя свободную минуту-другую, чтобы рассказать проходящему мимо ребёнку анекдот, который был слишком неприличен, чтобы рассказывать его родителям этого ребёнка.

— Не суди о друзьях по внешности, — сказал Реган, а затем, повышая голос, — тем более не суди их за то, что им приходится говорить вещи, которые тебе неприятно слышать! Рин и я могли бы преспокойно подождать, пока тебя убьют, а потом взять на себя командование армией, но мы решили не делать этого. Мы хотим, чтобы ты была нашим лидером, мы верим в тебя, все верят, но пока ты сама этому мешаешь.

Аня убрала волосы со лба.

— Чего вы от меня хотите?

— Не веди себя, как некая богиня.

— Я никогда не считала себя богиней.

— Но ты ведёшь себя именно так. Причём ты ведёшь себя, как злая и жестокая богиня.