Выбрать главу

— Нет, не извиняйся. Я говорю серьёзно. — Он провёл ладонью по лбу, пытаясь найти слова, чтобы выразить свои мысли. — Я могу создавать музыку.

— О да, — сказала Аня. — Я опять извиняюсь.

В её голосе звучал сарказм.

— Знаешь что? — заметил Реган. — Твои извинения хуже издёвок. Лучше не извиняйся.

— Прости.

Через некоторое время он заметил:

— Есть некоторые вещи, которые может сделать музыка и не может сделать меч.

Он пригнул голову, чтобы не ударится о ветку.

— Меч не может заставить плясать?

Реган сорвал орех, швырнул в неё, но промахнулся.

— Музыка, — продолжил он, когда Аня перестала смеяться, — обладает определённой силой. Она имеет природу, схожую с природой Ветра. И это не образное выражение. Я пытаюсь сказать, что музыка берёт воздух и превращает его в оружие. Подумай об этом. Почему эллоны трубят в горн, когда заходят в деревни? Ведь явно не по эстетическим причинам. Они понимают или понимали когда-то, какое действие оказывают на крестьян звуки горна. Музыка может передавать сообщения или даже команды, хочет того или нет тот, кто её слышит.

— Ты давно так не удивлял меня, Реган, — сказала Аня. В её глазах была насмешка.

— Слушай, — сказал он.

Он стал отбивать на своём бубне весёлый ритм, а она в такт покачивала ногой.

— Это так, пустяки, — Реган убрал бубен, — за исключением того, что несколько секунд я вполне осознанно контролировал тебя.

— Глупости, — засмеялась Аня. — Я просто качала ногой в такт твоему бубну!

— А ты могла не делать этого?

— Конечно, если бы захотела.

— В том то и дело: ты не захотела! Ты хотела делать то, что я заставлял тебя делать, Я хотел, чтобы ты качала ногой и ты качала ей именно так, как я того хотел. Ты не думала, подчиняясь моей команде.

— Кажется, я начинаю понимать, что ты хочешь мне сказать. — Лукавый блеск исчез из её глаз.

— А теперь я дам тебе другую команду, совершенно отличную от первой. — Он крепко обхватил своего коня ногами и снова достал бубен. — Только не буду это делать долго, потому что лошади пугаются…

В течение нескольких секунд Реган издавал на своём бубне скорбные размеренные звуки. Аня почувствовала необходимость натянуть узду у коня. Вокруг послышалось нервозное ржание. Она и сама испугалась той музыки, которую играл Реган: каким то неведомым образом она рисовала ей картину её собственной смерти.

— Никогда больше не делай этого, — сердито сказ Аня.

— Но я должен. Эта музыка имеет много общего с Ветром. Мы оба можем общаться непосредственно с разумом человека и изменять его. Ты говорила с Ветром, поэтому знаешь, что это такое. А сейчас ты слышала звуки бубна, когда он говорил с тобой в подобной манере. Звук — это всего лишь звук и ничего больше. Но ум твой воспринимает его и подчиняется скрытым в нём командам.

Он снова убрал бубен и достал флейту.

— Вот тебе ещё доказательство, — сказал Реган, поднося инструмент к губам.

Его пальцы легли вдоль отверстий. Он облизнул губы и заиграл танцевальную мелодию, которую когда-то слышал на севере Альбиона.

Аня почувствовала, что улыбается. Ей показалось, что всё её тело охвачено неописуемым счастьем, будто сердце начало биться быстрее. Вокруг всё выглядело удивительно хорошо: весело светило солнце и дул приятный лёгкий ветерок.

Реган перестал играть.

Аня сердито взглянула на него.

— Продолжай, — сказала она.

— Нет.

— Почему?

Некоторое время они не разговаривали, ведя лошадей вниз по скользкому склону холма, у подножья которого протекал ручей. Когда они перебрались на другую сторону, Аня повторила свой вопрос.

— Почему?

— Потому, что я уважаю тебя.

Она фыркнула.

— Это не ответ.

— Напротив, — возразил Реган, — самый что ни на есть истинный ответ.

Она подумала немного.

— Да, — наконец произнесла она. — Я поняла, что ты имеешь в виду. Это как в любви. Ты хочешь, чтобы это продолжалось вечно, но всему когда-то приходит конец.

Реган с сомнением посмотрел на свою флейту и убрал её на место.

Он откашлялся.

— Никогда не задумывался об этом раньше, — пробормотал он, а затем сказал, обращаясь к Ане: — Думаю, теперь ты понимаешь, как музыка может управлять людьми — людьми и их эмоциями. Как я уже говорил, в этом у меня много общего с Ветром: я так же, как он, могу обращаться непосредственно к разуму людей. И к разуму эллонов.

Они вышли из леса и приближались к вершине холма. Оглянувшись, Аня увидела аморфную массу разноцветных одежд и тяжело дышащих коней.

— Значит, ты сам по себе являешься оружием? — пробормотала она, глядя на Регана.

— Да.

— Тогда скоро я использую тебя в этом качестве.

Он улыбнулся ей.

— Я знаю. Мы подходим к Эрнестраду. Теперь это будет скоро.

— Ты можешь умереть. Может, даже в следующий период бодрствования.

— Я не боюсь.

— Тогда ты дурак.

— Нет. Я певец. Песни не умирают, а я — как песня.

* * *

Нгур беспокойно ходил взад и вперёд по одному из залов Гиоррана, который он выделил себе в личное владение. Пол был выложен полированным красным и белым мрамором, поэтому свет в зале имел красноватый оттенок. Нгур уже давно сменил обстановку, окружавшую его предшественника: там, где недавно стоял массивный золотой трон, теперь располагались кресла и дубовый стол, за которым регулярно он совещался со своими командирами. Стены и потолок были белыми. На них, то тут, то там висели картины, причём некоторые были настолько древними, что ни один из историков Дома Эллона не мог указать дату их написания. На картинах были изображены люди и животные, многие из которых не походили ни на одно из реально существующих. Тут были какие-то жёлтые звери с загнутыми к самому хвосту рогами. Были шестилапые твари, испускавшие из глаз яростный белый огонь в племя охотников, пытавшихся укрыться от страшного жара.

Нгур сел в одно из кресел и положил локти на стол. Он посмотрел на странных животных, нарисованных на картинах, и в тысячный раз понял, что они нарушали одну из самых основных догм Дома Эллона: всё вокруг было одинаковым всегда, с того момента, как Солнце решило сотворить Альбион. Эта мысль мучила его давно: если когда-то всё было по-другому, то положение вещей изменится и в будущем. То есть Дом Эллона не сможет вечно сохранять свою власть.

Он знал, что это еретические мысли и что он не должен позволять себе задумываться над этим. Более того, он знал, что если поделится с кем-нибудь из командиров или придворных этими мыслями, то тем самым подпишет себе смертный приговор. Но мысли продолжали преследовать его — правда, все эти странные животные могли оказаться лишь фантазиями художников или сюжетами каких-то легенд, сочинённых в менее цивилизованные времена. Но даже такие гипотезы не давали ему успокоения. Во-первых, художникам в Гиорране никогда не позволялось давать волю фантазии — картины их должны были быть строго реалистичны, Во-вторых, если в древние времена существовали легенды, о которых не знали сейчас, то это подтверждало всё ту же мысль, что в истории происходили некие крупные перемены.

Будущее же могло принести с собой новые перемены, и одной из них, очевидно, являлось уничтожение Дома Эллона и всего, что с ним связано. Нгур мрачно подумал о том, что является последним эллонским Деспотом. Ветер, похоже, оставил их, а крестьянская армия, как сообщали его разведчики, была на подходе к Эрнестраду. Его солдаты сдержанно отнеслись к последнему фиаско своего командира. Он вёл их несколько периодов бодрствования в надежде встретить крестьянскую армию, пока бледный от страха курьер не вызвал его обратно в Эрнестрад. Разведчики сообщили, что его дезинформировали: крестьяне подходили к столице с совершенно противоположной стороны.

Таким образом оказалось, что он зря запускал всю эту огромную военную машину. Он удивился масштабам своей ошибки. Как будто неведомые сверхъестественные силы строили козни всем его начинаниям. С того момента, как он стал Деспотом, он поступал, с его точки зрения, правильно, но всё же военная наука и его опыт оказались столь же бессильны, как неумелое латание дыр его предшественником.