Она - посланница смерти, его дочь, его невеста, его преемница. Она - юродивая, что видит везде предзнаменования судьбы, символы и знаки. Она сама стала символом и видит символ в нем. Аглая наступает неумолимо. Сир Джейкоб, мужчина уже преклонных лет, наставляет на неё арбалет. Плетение, давно заготовленное, выбивает его из рук инквизитора. - Здравствуй, отец, - она шипит, подобно змее. - Я так долго ждала нашей встречи. Ну не отворачивайся же, отец... - И на его шее оказывается ловко сделанный ведьмин аркан. - Видишь, как многое я умею? Я сильнее любой ведьмы в этом городе. Ты знаешь, как они меня называют... - Мадам Кориандр, - отвечает инквизитор. - Ты выросла... - А еще у меня на побегушках десятки твоих шавок, - зло бросает она. - Сегодня в Подполье всех убьют. - Что ты только что сказал? - её голос дрожит. - Сегодня в Подполье ворвется отряд Инквизиции и перебьет всех, кто там живет, - вместо инквизитора отвечает Билл. - Более половины из проживающих там «отрекшихся от инквизиции» - это подговоренные агенты. Этого ты не предвидела? - Нет, - и аркан на шее Джейкоба затягивается. Нож входит в плоть, как в масло. Билл легко находит сердце. Сердце, что билось рядом с ним столько ночей. Что ж, свой выбор он сделал. Черная ткань корсета намокает от крови. - Зато это - вполне, - её губы словно обескровлены, а лицо бледнеет. Аглая как-то странно покачивается, ведьмин аркан слабеет, и сир Джейкоб вновь может дышать. Ведьма падает Биллу на руки. - Я знала это. С самого начала. С того дня, как увидела тебя, Прихлоп... Её глаза медленно стекленеют. Они всегда были стеклянными, словно фальшивые камни, но теперь жизнь в них угасла совсем. Пустая, бесполезная кукла.
Знаешь, чего мы боимся, Билл? Того, что зверю нет предела, а человеку - есть... Нам всегда интересно, способны ли убить кого-то, кто нам дорог. Но никогда не решаемся... Ты, наверное, права, Аглая, думает Билл. Только я - зверь. Мне уже давно нет предела. И границ уже нет. Со смерти сестры. Нет, ведьма, твоя смерть - не первая в череде моих потерь, и её я как-нибудь переживу. Всегда переживал. - Хорошо, - кивает сир Джейкоб. - А теперь отдай мне мою девочку, ей давно пора на покой. Билл думает о том, что надо отдать эту куклу, лежащую у него на руках. Но он не хочет. И он передает её на руки, бережно, словно драгоценность. Её черные юбки выглядят отвратительно измятыми, а лезвие так и не вынуто из груди. И он достает пистоль. Сир Джейкоб заваливается назад, вместе с телом дочери на руках. - За Хельгу, Людвигу, Роберту, Делайлу, Катарину, Пегги, Герту, Ундвику, Жизель, Орту, Матильду, Изабель... и за Аглаю, - холодно говорит Билл. За всех девчонок, что ты сгубил. Хоть ему, откровенно, и плевать. Но он видит горькую иронию в том, что правосудие явилось к инквизитору в его лице. В лице лучшего агента инквизиции. Он поднимает её тело. И лицо её некрасиво, уродливо даже. Смерть ей не к лицу. Возможно потому, что она больше не лжет, и вокруг неё нет того ореола, что раньше очаровывал его. И Билл бредет по улицам до пресловутого паба. И он медленно, шаг за шагом, с руками изнывающими от тяжести, преодолевает путь до Подполья. И ему никто не открывает ворот. Но там, на главной площади, посреди трупов стоит девочка с васильковыми глазами, так отчаянно похожая на его сестру.