и, чтобы не отставать от солнечной Грузии:
Прямой принудассортимент: Хренников, Будашкин, Гомоляка, Мейтус, Подковыров, Брусиловский, Ряузов, карело-финский композитор Пергамент, Сиркка Рикка, Ирма Яунзем, трио баянистов всесоюзного радиокомитета в составе Кузнецов, Попков и Данилов, квартет имени Комитаса, еще квартет: Жук, Вельтман, Гурвич и Гуравский, и все на скрипке, – тягомотина, жилы тянут.
После победных салютов – увертюра и концерт мастеров искусств:
Козловский,
Лемешев,
Михайлов,
Пирогов,
Рейзен,
Алексей Иванов,
Андрей Иванов,
Петров,
Нелепп,
Норцов,
Бурлак,
Максакова,
Преображенская,
Шпиллер,
Барсова,
Пантофель-Нечецкая,
Шумская,
Ирина Масленникова,
Леокадия Масленникова,
Хромченко,
Орфёнов,
Александрович,
Бунчиков,
Лебедева и Качалов.
Под праздники – эстрадные концерты – песни советских композиторов, конферанс. Под новый сорок четвертый или сорок пятый – с единственным повторением – передали – продерзостно – Артиллерийскую колыбельную:
Граф Борис Федорович Юркевич взял Клару Ивановну из заведения. В советской Москве он был бухгалтером простого домоуправления, в царской Варшаве – следователем по особо важным делам.
Кухня считала: по особо важным, значит… Клара Ивановна вставала на дыбы:
– Особо важные – ну, уголовные, если кого убили… Как можно – Борис Фэдорович!
Борис Федорович произносил:
– Беспаспо́ртный.
– Октябрьский переворот.
Как и Бернариха, знал:
Придя с работы, выпивал рюмку водки и заедал маленьким кусочком селедочки с луком:
– Для аппетита.
Не ел, а медленно кушал, совочком отправляя серебряную ложку в полуоткрытый рот. У него – как у Алимпия – были салфетки с перламутровыми именными кольцами.
Я за столом всегда спешил, обжигался. Мама назидала:
– Посмотри, как красиво кушает Борис Федорович.
В квартире все с пристрастием знали, кто что и как ест.
Никого в квартире не трогали, потому что первым должны бы тронуть Бориса Федоровича, – не трогали потому, что Клара Ивановна состояла в активе.
На работу никуда не ходила, но получала гортовские отрезы и имела закрытый распределитель. В какой-то момент где надо ее безграмотность не снесли и обязали кончить десятилетку. Перед экзаменами она волновалась, как школьница, после – как школьница, ликовала:
– Вытащила, ну, Финляндию – как раз в газете…
Энкаведешники ходили к ней открыто.
– У нас все Кларʼ ʼВанну ненавидели. Никого не было, пришел один – морда, как у лошади. Спрашивает о соседях напротив, а я говорю, никого не знаю, целый день с ребенком. Вам, наверно, Кларʼ ʼВанна нужна? – Да, я зайду попозже.
Льготы – льготами, денег у Юркевичей не было. Борис Федорович зарабатывал пустяки. Клара Ивановна чуть-чуть подрабатывала на швейной машине, но больше расстарывалась услужить – постирать белье, сбегать в мага́зин, прибрать комнату; за того, чья очередь: мыть коридор, уборную, кухню, плиту. Горе тем, кто отказывался от услуг – против них восстанавливалась вся квартира. Распри длились недолго – до новой общественной коалиции против нового неблагодарного.