Выбрать главу

Печать с гербом РСФСР.

На обороте – казенные записи об отправленных в центр посылках с почтовым штемпелем УСОЛЬЕ СИМБ.:

17/III Подольск Моск. г. И. А. Сергееву 17 ф. сух.

28/IV Дмитров Моск. г. А. К. Оштукову для К. К. Сергеевой 19 ф. сух.

12 мая Сергееву Ф. А. 13 ф. сух.

4 июня А. С. Пановой 20 ф. сух.

25/VI—20 К. Кир. Сергеевой 19 ф. сух.

16/юл 1920 Качкину – 15 ф. сух.

31/VIII—20 Яковлеву Москву сух. 19 ф.

И. А. и Ф. А. Сергеевы – братья.

К. К. Сергеева – мать.

Качкин – друг.

А. С. Панова —?

Яковлев – Митрофан Николаевич – Митроша – бывший щаповский учитель, депутат Учредительного собрания, кажется, от эсеров, чуть ли не министр в самарском КОМУЧе. Не расстрелян потому, что за него вступилась знакомая, Фофанова – та, которая прятала Ленина и которой Ленин 24 октября оставил записку:

– Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил.

В Москве был военный коммунизм. Бесплатно выдали стальные запонки – стиль деловой человек – и забрали кучу подольских знакомых. В день своего кадетского корпуса они собрались и спели Боже, царя храни. Донес, подозревали, князь Волконский.

Какое-то время отец пожил в Солодовке – огромное здание, первоклассный венский модерн: крохотные комнаты со всеми удобствами для неимущих. Построил благотворитель, купец Солодовников, украсил Вторую Мещанскую – рядом с безархитектурной деревянной Большой Екатерининской.

Курсы при академии подкармливали:

– А вот я вам расскажу, как я спекулировал. В Шиловском уезде под Рязанью на практике. Там нам все давали – молоко, творог, сыр давали – голландский сыр мы делали. Молоко, творог мы ели, сыр не ели. Вот я с головкой сыра поехал в Москву. Сыр продал – на эти деньги купил целое теплое пальто. Хорошее, видно, было – в тридцатом году перешивали, нашли – на груди гагачий пух подложен. До самой войны носил.

Из такой Москвы – по пэттерну – Яковлев отправил отца в Усолье. В Средне-Волжском Высшем сельскохозяйственном техникуме спасались от голода многие москвичи и петербуржцы. Для особ титулованных Яковлев изобретал фантастические синекуры. Отец работал действительно – ассистентом кафедры животноводства и заведующим племенным рассадником.

– Это было имение Орлова-Давыдова. Из Усолья мы посылки в Москву слали. На Митрошу и донесли, что много продуктов отправляет. А мы за ширмой сидели и все слышали. У волостного старшины Михаила Савеловича. Царя в Москве полиция не охраняла – только сельские старшины. Набирали в губернии. Царь едет по Садовому, а с двух сторон старшины за руки взялись, толпу сдерживают…

Отец вспоминал о веселой жизни в Усолье, об амурных приключениях Митроши; как не знали, чего бы съесть повкуснее – курицу в сметане, яблоко в сливках.

Мама возмущалась:

– Ему там яблоко в сливках запекали, а мы на одной селедке сидели.

К началу голода в Поволжье отец вернулся в Москву. Трудно вообразить, как он одновременно работал ассистентом кафедры скотопромышленности и кормления с-х. животных Московского высшего зоотехнического института, заведовал учебно-опытным хозяйством института Родники (Чудаково) и учился в этом же институте. Единственно – ректорствовали там Фофанова, потом Яковлев.

Реконструирую. Вставал ни свет ни заря, давал распоряжения по хозяйству, а то обходил скотный двор или выезжал в поле. Чудаково – нынешняя Новая Малаховка, через Македонку от Удельной. (В конце двадцатых там размещался КУТВ, два китайца утонули.) До ближайшей станции Удельная – не меньше версты, надо полагать, подвозили. Затем минимум час на поезде – и вряд ли редкие пригородные паровики начала двадцатых были настолько свободны, чтобы читать в вагоне. В институт – от Казанского вокзала до Смоленского бульвара – первые годы пешком. После института – обратный путь и дотемна хозяйственные обязанности: скотный двор, поле, занятия с практикантами, лекции для крестьян. До коллективизации просвещение земледельцев считалось делом, угодным революции. За усадьбою глаз да глаз – как бы не растащили, да еще крышу отремонтировать, обои переклеить, пруд почистить. Чтобы не хуже, чем при настоящем хозяине. От отца я слышал, что Чудаково – как и все в России – имение графа Шереметева.

Барский дом – двухэтажный с садом и прудом при своих свежайших продуктах – сдавался хорошим дачникам. Знаменитые дачники – трагики братья Адельгейм, – и вряд ли случайно: в соседней Малаховке был стильный белый деревянный летний театр с колоннами, играли лучшие силы из Малого, от Корша. Туда, в обшарпанный, чем попало подкрашенный летний кинотеатр, потом ходил я.