М. Р. Джеймс
Альбом каноника Альберика
Сен-Бертран-де-Комменж — затерянное селение у отрогов Пиренейских гор неподалеку от Тулузы и совсем рядом с Бенюар-де-Люшон. До Революции здесь располагалось епископство, а местный собор привлекает некоторое число туристов. Весной 1883 года в это Богом забытое местечко — язык не поворачивается назвать городом место, где не наберется и тысячи жителей — прибыл англичанин. Выходец из Кембриджа, он приехал с намерением осмотреть Церковь Святого Бертрана и оставил в тулузской гостинице двоих не столь увлеченных археологией друзей, взяв с них обещание догнать его следующим утром. Им было бы достаточно получаса в церкви, после чего все трое собирались продолжить путешествие и отбыть в направлении Оша. Но наш англичанин явился ранним утром, задавшись целью исписать блокнот и истратить несколько дюжин фотопластинок, лишь бы описать и запечатлеть каждый уголок чудесной церкви, возвышавшейся на маленьком холме Комменж. Чтобы сполна воплотить задуманное, требовалось на целый день завладеть вниманием дьячка. Грубоватая хозяйка гостиницы «Красная шапочка» послала за дьячком, или ризничим (это слово мне нравится больше, каким бы неточным оно ни было) немедля, и как только тот явился, англичанин понял, что набрел на новый занимательный объект изучения. И интерес вызывала вовсе не внешность крохотного, сухого, убеленного сединами старичка — во Франции десятки и сотни таких смотрителей церквей, — но его скрытность, сверх того — загнанность и подавленность. Старик непрестанно оглядывался, а мышцы его спины и плеч едва не сводило судорогой от постоянного напряжения, точно каждую минуту он ожидал, что окажется в когтях врага. Англичанин гадал, кто перед ним. Несчастный одержимый? Мучимый нечистой совестью? Затюканный муж? Последнее, по здравом размышлении, было вероятнее всего. И все-таки гостя не покидало ощущение, что дело в преследователе куда как более грозном, чем мегера-жена.
Вскоре, однако, англичанин (назовем его Деннистаун) был слишком поглощен записями и съемкой, чтобы обращать внимание на ризничего. Старик неизменно крутился поблизости — то стоял, прислонясь спиной к стене, то горбился на одной из роскошных скамей. Некоторое время спустя Деннистаун занервничал. Смутные подозрения, что он не дает старику пообедать, что от него ждут бегства с посохом Святого Бертрана из слоновой кости или, на худой конец, с помещавшимся над входом пыльным чучелом крокодила, не на шутку взволновали его.
— Не пойти ли Вам домой? — промолвил он наконец. — Я здесь вполне справлюсь один, можете запереть меня, если пожелаете. Мне понадобятся еще по меньшей мере два часа, а Вы, верно, продрогли?
— Господь с Вами! — от такого предложения старичок пришел в безотчетный ужас. — Об этом и думать нечего. Оставить месье одного в этой церкви? Нет, нет. Два часа, три часа — мне все едино. Сердечно благодарю Вас, месье, но я позавтракал и совершенно не замерз.
«Что ж, дедушка, — сказал себе Деннистаун, — Вас предупредили, а там — дело Ваше».
Не прошло и двух часов, как скамьи, огромный ветхий орган, образ епископа Иоанна де Мольона, остатки витражей и гобеленов и содержимое сокровищницы были досконально исследованы. Ризничий все еще ходил за Деннистауном по пятам, то и дело подскакивая, как ужаленный, стоило ему услышать какой-нибудь странный звук из тех, что свойственны большим заброшенным зданиям. Прелюбопытные порой выходили звуки.
— Однажды, — рассказывал мне Деннистаун, — могу поклясться, я слышал тонкий металлический смех высоко в колокольне. Я с любопытством взглянул на ризничего. Он побелел, как лунь! «Он там…то есть…там никого нет, дверь на замке,» — вот все, что он сказал, и целую минуту мы не сводили друг с друга глаз.
Еще одно маленькое происшествие порядком озадачило Деннистауна. Помимо прочего он осматривал большое темное полотно за алтарем, одну из нескольких сцен деяний Святого Бертрана. Композиция была едва различима, внизу, однако, имелась подпись на латыни, гласившая:
«Qualiter S.Bertrandus liberavit hominem quem diabolus diu volebat strangulare»
(«Как Святой Бертран вызволил человека, коего Диавол замыслил удушить»)
Деннистаун было повернулся к ризничему с улыбкой и шутливой ремаркой, но застыл, пораженный видом старика — тот пал на колени, уставившись на картину с немой, мучительной мольбой, руки его были крепко сцеплены, слезы градом катились по щекам. Сделав, разумеется, вид, будто ничего не заметил, Деннистаун тем не менее не мог не подивиться, как такая мазня произвела на человека столь глубокое впечатление. Ему, казалось, что он близок к разгадке тайны странного поведения ризничего: старик, очевидно, был одержим, вот только чем?
Часовая стрелка подползала к пяти. Короткий день угасал, церковь отходила теням, что до непонятных звуков, возникавших весь день — приглушенного топота, отдаленных голосов, — несомненно, из-за сумерек, обостряющих слух, они стали теперь как будто громче и настойчивее.
Ризничий впервые с момента встречи заспешил и выказал нетерпение. Когда блокнот и фотоаппарат были, наконец, упакованы, он облегченно вздохнул и торопливо поманил Деннистауна к западной двери под колокольней. Пришло время читать «Ангел Господень». Старик несколько раз дернул за тугой канат, и голос большого колокола Бертрана, подхваченный гулом горных потоков, разнесся с высоты башни по сосновому бору и ниже, по долинам, призывая жителей одиноких холмов вспомнить и произнести приветствие ангела той, которую нарек он Благодатной. С ударом колокола, казалось, впервые за целый день, селение охватила тишина, и Деннистаун с ризничим покинули церковь.
Выйдя за порог, они разговорились.
— Кажется, месье заинтересовался старыми книгами в ризнице?
— Вы правы. Я как раз собирался узнать у Вас, нет ли в городке библиотеки.
— Нет, месье. Может, и была при совете каноников, да городишка-то маленький… — старик замолчал, словно в неуверенности, а затем, будто бы набравшись духу, продолжил. — Но если месье amateur des vieux livres,[1] у меня дома есть для него кое-что любопытное. Здесь и километра не будет.
Сокровенные мечты Деннистауна отыскать в нехоженых уголках Франции бесценные манускрипты тут же обрели яркость, чтобы мгновение спустя вновь померкнуть. Наверняка это будет дурацкий молитвенник типографии Плантена,[2] года так 1580. Где гарантии, что место в непосредственной близости от Тулузы давно уже не обшарено коллекционерами? Однако не пойти просто глупо — откажись он сейчас, попрекал бы себя до конца дней. Итак, они пустились в путь. Деннистауну не давали покоя странная неуверенность и внезапная решимость ризничего, он стал стыдливо опасаться, что его, как богатого англичанина, хотят завести в укромный уголок для расправы. Из этих соображений он затеял новую беседу, в которой весьма неуклюже намекнул провожатому на двух верных друзей, чей приезд ожидался следующим утром. К его удивлению, новость была воспринята с восторгом, тревога, тяготившая ризничего, как будто немного отступила.
— Хорошо, — сказал он бодро, — прекрасно. Месье будет путешествовать в компании друзей, они всегда будут рядом. Хорошо путешествовать в компании…иногда.
Последнее слово было добавлено после раздумий и, по всей видимости, заставило несчастного старичка опять приуныть.
Вскоре они добрались каменного до дома, размерами значительно превосходившего все соседние. Над входом помещался герб — герб Альберика де Мольона, по утверждению Деннистауна, побочного потомка епископа Иоанна де Мольона. Этот Альберик являлся с 1680 по 1701 год каноником Комменжа. Верхние окна особняка были заколочены, в целом же от дома, как и от всего Комменжа, веяло постепенным увяданием.