Глава II
Три с лишним года провел Дюрер в мастерской Вольгемута — пришел в нее пятнадцатилетним подростком, ушел — восемнадцатилетним юношей под рождество 1489 года. Зима. Слишком холодное время, чтобы отправляться в странствие. Несколько месяцев он провел в родительском доме: отдыхал после нелегких лет учения. Помогал отцу. Он не разучился обращаться с инструментами ювелира. Размышлял. Одна полоса жизни кончилась, начиналась другая. Несмотря на отдых, не позволял себе перерывов — писал красками, рисовал пером. Он скорее решился бы пропустить ежедневную молитву, чем ежедневное рисование.
Автопортрет. 1493. Париж, Лувр
В эту пору Дюрер написал портреты матери и отца. Он задумал эту работу в подарок родителям, прежде всего отцу. Она была благодарностью за то, что отец не воспрепятствовал сыну стать художником. Она была доказательством, что, оставив семейную профессию для иной, сын не обманет отцовских надежд: то, что он хотел делать, он научился делать по-настоящему.
Один из двух портретов — отцовский — сохранился. Он висит теперь во Флоренции в галерее Уффици. В портрете еще чувствуется влияние Вольгемута и Плейденвурфа. Они тоже писали модель обычно до пояса в повороте в три четверти, на темном фоне. Внешние эти приметы сохранились, но характер человека раскрыт несравненно глубже, чем это прежде удавалось нюрнбергским мастерам.
Старый человек со спокойным усталым лицом задумчиво перебирает четки. У него умные глаза. Их взгляд кажется направленным вовнутрь. У него большие руки. Они сильнее и моложе лица. Мастер одет в простой костюм из красной ткани. Даже на зеленом фоне красный цвет костюма кажется приглушенным. Портрет молчалив и сдержан, как молчалив и сдержан был в жизни Дюрер-старший. Мимо этого портрета можно пройти в картинной галерее, не заметив его, как можно было пройти в Нюрнберге мимо скромного мастера Альбрехта Дюрера-старшего. Но, узнав этого человека ближе, его нельзя было забыть — спокойное достоинство, несуетность, серьезность обладают притягательной силой. Чувствуется, что художник верен натуре, что он стремился к сходству и добился его.
Портрет отца, написанный Дюрером, интересен не только потому, что это его первая живописная работа, дошедшая до нас. Это еще и сильное, искреннее, чистое выражение сыновней любви. Скромная картина обладает и художественной и нравственной ценностью. Это первая работа, которую Дюрер пометил и своеобразной монограммой: написав портрет отца, он окончательно осознал себя художником.
В 1490 году зима была холодной. Но в начале апреля установилась теплая погода, после пасхи дороги просохли. Дюрер попрощался с близкими и отправился в путь.
В «Семейной хронике» Дюрер уложил историю своих странствий в несколько коротких строк: «...послал меня мой отец путешествовать, и четыре года я не был дома, покуда отец снова меня не потребовал. И после того как я уехал в 1490 году, после пасхи, я вернулся, когда считали 1494 год после Троицы» [6].
Странствия подмастерьев, закончивших учение, были издавна в обычае у европейских ремесленников и художников. Молодой человек отправлялся в путь — нередко далекий и долгий, чтобы познакомиться с собратьями по профессии в других городах и даже странах, чтобы добавить к тому, что он знал и умел, то, что знали и умели в других мастерских, овладеть незнакомыми приемами и непривычными материалами, разведать секреты, поглядеть, где лучше, прежде чем решить, где обосноваться окончательно. И еще: молодому человеку надо перебеситься вдали от родного дома. Вслух этого, конечно, не говорили, но подразумевали.
Перед отъездом Дюрер помолился св. Тобиасу, покровителю и заступнику путешественников.
Путешествие в ту далекую пору было делом трудным и опасным, но обычным, Из города в город постоянно кочевал император со своим двором. Странствующие монахи и паломники тянулись пешком по дорогам. Верхом, окруженные надежной охраной, ехали сборщики налогов и продавцы индульгенций. Выезжали на большую дорогу рыцари — разбойники со своими бандами. Скакали гонцы — императорские, королевские, княжеские...
Из одного университетского города направлялись в другой студенты, странствующие школяры и поэты. Многие из них вообще никогда не сидели на месте — их университетом была дорога. Главными путешественниками были купцы. Скрипели колеса торговых обозов, тяжело переваливались с ухаба на ухаб кареты. С одной ярмарки на другую тянулись нищие, ковыляли калеки, брели слепые, уцепившись друг за друга, ощупывая землю палочками, поспешали ярмарочные фокусники, жонглеры, предсказатели, цирюльники, бродячие лекари. Непрерывно звоня в колокольчик, предупреждая о себе, проходили прокаженные — встречные в ужасе шарахались от них.