Наконец-то состоялась коронация. Этому торжественному событию, которое сопровождалось пышным ритуалом, Дюрер посвятил всего несколько торопливых слов: «В 23 день октября в Аахене короновали короля Карла, и я видел все чудесные драгоценности — таких драгоценных вещей не видел никто из живущих».
Новому императору не до Дюрера. Не только из-за коронационных торжеств. Карл V был молод. Ему предстояло сразу после коронации решать сложнейшие проблемы: как повести себя в отношении Франции? Как отнестись к Лютеру и его сторонникам?.. Что значило среди всего этого дело какого-то художника? Император отбыл в Кёльн, не удостоив Дюрера приемом. Художник поспешил за ним, по-прежнему в обществе нюрнбергских депутатов. Вместе с ними он присутствовал на балу и банкете в честь императора и от огорчения, что дело не сдвигается с места, продолжал бражничать.
В Кёльне произошла прелюбопытная история, которая раскрывает еще одну грань характера Дюрера. Знатные кёльнские господа показали ему в соборе картину Стефана Лохнера. Она чрезвычайно понравилась Дюреру. Окружающие заметили его восторг. И тогда одни из тех, кто водил его по городу, сказал, что художник умер в приюте для бедных. Он хотел уколоть Дюрера. Воображайте что угодно в своем искусстве, а вот какой может оказаться ваша жизнь и ее конец. Дюрер побледнел от гнева. Его, которого именно в эту пору так тревожила мысль о необеспеченной старости, нельзя было ранить больнее. Он почувствовал острую боль за своего умершего собрата. «Поистине, вы прославили себя навеки, — ответил Дюрер. — Какая великая честь, что про вас будут теперь всегда рассказывать, как презрительно, как недостойно говорите вы о человеке, который мог бы прославить ваше имя». Его ответ спустя века с восторгом пересказывали немецкие художники.
И вот, наконец, свершилось! В «Дневнике» появляется запись о долгожданном событии. «Император подтвердил мою пенсию моим господам из Нюрнберга в понедельник после Дня св. Мартина [12 ноября] в 1520 году после больших трудов и хлопот».
Поздняя осень. Похолодало. А Дюрер снова входит на корабль и предпринимает долгое плавание, возвращаясь речным путем в Антверпен. В пути его дважды застигает буря. Первый раз он переживает ее на корабле, второй раз приходится высадиться на берег и дальше ехать верхом.
Привели крестьянскую клячу, но седла не нашли. Пожилой художник отправился в путь на неоседланной лошади. Даже подумать страшно, как он решился на такое! Но он словно позабыл о возрасте. Он не чувствует усталости. В пути Дюрер познакомился с органных дел мастером Арнольдом из Зелигенштадта. Тот ему очень понравился. Это ощущается в бурном ритме портретного рисунка. Таким живым, обаятельным, лукавым мог быть Тиль Уленшпигель, прилегший отдохнуть у придорожного камня. Однако в пути были не только приятные встречи, но и досадные происшествия. Однажды спутники Дюрера повздорили с хозяином постоялого двора, и тот выкинул их вместе с художником за порог своего дома среди ночи. Наконец и это путешествие завершилось! Впереди снова шпили Антверпена...
Дюрер, обветренный, измученный, голодный, добрался до гостиницы, где его терпеливо дожидалась Агнес за своей прялкой и где он чувствовал себя как дома. Он хотел рассказать обо всем, что видел, но Агнес перебила его. Пока Дюрер путешествовал, у нее тоже случилось происшествие: в церкви во время торжественного богослужения срезали кошелек с деньгами и ключами. Когда, наконец, вернутся они домой?
Однако Дюрер и слышать не хочет о возвращении. Ему уже давно так хорошо не работалось, так легко не дышалось, так увлекательно не жилось. «Никогда не насытятся глаза зрением», — эти слова Екклезиаста мог бы сделать он своим девизом. Он еще не насытил своей любознательности. Он страшится утратить то вдохновенное состояние, в котором пребывает здесь... Он покупает краски, белила, бумагу. И конечно же — первая его запись, сделанная по возвращении в Антверпен, — запись о работе. Но ему не сидится на месте. Он снова покидает Агнес, отправляется в Берген, осматривает и зарисовывает красивые здания. Тут до него доходит новость: в Зеландии море выбросило на берег огромного кита! Можно ли упустить такой случай? В пестрой компании людей, легких на подъем, Дюрер садится на маленький корабль и отправляется в Зеландию поглядеть на кита. В первый день корабельщик не может сняться с якоря. Путешественники мерзнут, терпят голод. Плавание вообще оказалось утомительным, опасным, а главное, бесполезным: когда добрались до места, отлив уже унес кита в море. Зато, оказавшись в Миддельбурге, Дюрер повидал знаменитую алтарную картину Яна Госсарта Мабюзе «Снятие с креста». Он отзывается о ней кратко, но это суждение знатока, который не просто хвалит, а оценивает увиденное. «Она не столь хороша по рисунку, как по краскам», — заносит он в «Дневник». И в остальном продолжает в неожиданном путешествии свой деятельный образ жизни: осматривает достопримечательности, ведет «Дневник», рисует, рисует, рисует. В этом путешествии Дюрер едва не погиб, но проявил поразительное присутствие духа. Рассказывает он об этом бесхитростно, ничуть не рисуясь своей храбростью. А случилось вот что. Причалили к пристани Арнемюнде. Уже положили сходни, матросы и пассажиры сошли на берег, на борту оставался только один из нюрнбержцев, две старухи, корабельщик с маленьким мальчиком да Дюрер, который вежливо уступал всем дорогу. И тут на их корабль натолкнулось большое судно, причальный канат оборвался, штормовой ветер погнал корабль в море. «Мы все стали взывать о помощи, но никто не хотел отважиться. Тогда ветер снова отбросил нас в море... Корабельщик схватил себя за волосы и стал кричать, ибо все его люди сошли на берег и корабль был разгружен. И были страх и горе, ибо ветер был сильный, на корабле оставалось всего шесть человек. Тогда я сказал корабельщику, что он должен собраться с духом и уповать на бога и подумать, что он должен делать. Он сказал, что если бы удалось натянуть малый парус, он бы попробовал, не удастся ли снова подойти к берегу. Тогда мы с трудом, помогая друг другу, наконец подняли его наполовину и стали снова приближаться к берегу. И когда люди на берегу, уже отчаявшиеся нас спасти, увидели, как мы сами себе помогли, они пришли нам на помощь, и мы добрались до берега».