— Я здоров! — громко, бодро возражал Дюрер. Слишком громко и слишком бодро.
Трудное путешествие Дюрер вспоминал как великую радость, был счастлив, что столько повидал, со столькими людьми познакомился. Но кроме сильных впечатлений Дюрер вывез из своего путешествия болезнь. Отныне его жизнь стала делиться на две части. До того, как заболел во время зимнего плавания в Зеландию, и после того, как заболел. Болезнь окрасила последние годы его жизни. А их осталось немного.
Портрет Луки Лейденского. Рисунок серебряным карандашом. 1521
Глава XV
В молодости, возвращаясь в родной город, Дюрер стремительно обходил его улицы. Теперь он бродил по Нюрнбергу медленно: времена, когда шаг его был легким и скорым, когда он не знал, что такое одышка и боль в сердце, прошли...
Город казался веселым и благополучным. По-прежнему на главной площади вокруг прекрасного фонтана толпился народ. Пока он путешествовал, мода снова переменилась. Появилось несколько каменных домов. Еще пышнее стали сады богачей. Еще торжественнее балы в ратуше. Как никогда прежде, нюрнбержцами овладели азарт и любострастно. К прежним публичным домам прибавился новый. Город продолжал ворочать большими делами. Один из мейстерзингеров похвалялся тем, что семь народов обогащают Нюрнберг: славяне, турки, арабы, итальянцы, французы, англичане, нидерландцы.
Но покоя в городских стенах не было. Чем пышнее балы в ратуше, чем наряднее щеголи, чем азартнее игры, чем больше буйства и волшебства, тем сильнее ощущение непрочности, зыбкости, опасности... Настроение пошатнувшихся основ жизни, сдвинувшихся устоев, опасной неопределенности жило не только в Нюрнберге. Оно окрашивало собой все, что происходило в эти годы в Европе, в ее политике, философии, литературе. Те, кто не хотел пассивно и покорно следовать за происходящим, старались либо укрепить устои, либо, напротив, окончательно их расшатать. Друзья оказывались в разных странах. Но в каждом из этих станов не было единомыслия. Недавние сторонники Лютера отходили от него: для одних он был слишком смел и решителен, для других, напротив, робок, непоследователен, половинчат. Десятки трактатов, брошюр, листовок подливали масла в огонь этих споров. Взаимные обвинения становились все яростнее, часто в них звучала неприкрытая угроза. Споры на бумаге то здесь, то там переходили в вооруженные столкновения, процессы над инакомыслящими заканчивались суровыми приговорами.
Едва Дюрер успел вернуться на родину, как до него со всех сторон стали доноситься вести, беспокоящие, тревожные, не всегда понятные. Из Виттенберга пишут, что сторонник Лютера Карлштадт — неслыханное прежде дело! — проповедует в церкви в мирском облачении и служит мессу на новый лад. Студенты и бюргеры под влиянием его вдохновенных речей, а также трактатов и памфлетов, которые смело толкуют о делах веры, нападают на монастыри и церкви, на священников и монахов, которые противятся реформам, силой внедряют идеи Реформации. Не было бы от того беды!
А в другом городе, Цвиккау, объявились какие-то «пророки». Они спорят с Лютером! Их возглавляет священник Томас Мюнцер. Он осуждает фарисеев и книжников за то, что, бесконечно толкуя о текстах Священного писания, они закрывают глаза на бедствия народные. Мюнцер призывает на борьбу с безбожными угнетателями и не страшится назвать так князей. Городской Совет Цвиккау, обеспокоенный дерзостью Мюнцера, уволил его, и Мюнцер скитается теперь по немецким и чешским землям. Но его проповедь подхвачена крестьянскими заговорщиками, слухи о которых доносятся со всех сторон.
А что же Лютер? Он покинул свое вартбургское уединение. Он уже не в той келье, в которой переводил Библию и швырял, как рассказывают, чернильницу в черта, когда тот явился искушать его. Лютер испугался неожиданного поворота событий. Он срочно приехал в Виттенберг, спеша призвать сторонников Реформации к умеренности. Опоздал! Его влияния, недавно еще огромного, его могучего ораторского дара не хватило, чтобы остановить то, что пришло в движение. В начале 1522 года Дюрер внимательно прочитал новое сочинение Лютера «Истинное предостережение всем христианам, чтобы они остерегались беспорядков и возмущений». Лютер говорил в нем, что все, направленное против властей, направлено и против бога. Как изменился его язык! Похоже, он сделал выбор — встал на сторону сильных...
Уследить за всеми речами, проповедями, трактатами, памфлетами немыслимо. Вчерашние друзья оказывались врагами, недавние союзники превращались в противников. Многие сегодня отрекались от того, что утверждали вчера. Все ссылались на слово божье, каждый говорил, что его толкование — единственно истинное. Дюрер был растерян, сбит с толку. На что опереться? За кем последовать? Как разобраться во всем этом художнику — не богослову, не философу, не политику?