О предстоящей женитьбе отец сообщил Дюреру как о деле решенном. Было видно, он не ждет возражений. Сын и не возражал. В ремесленной среде свои обычаи. Дюрер-младший собирается получить права мастера. А мастер должен быть непременно женат.
Любил ли Дюрер ту, которую для него выбрал отец? Как он мог любить девушку, если никогда прежде не видел ее, а если видел, то не обращал на нее внимания? Когда он отправлялся в путешествие, Агнес была еще ребенком. Жениховство его было недолгим. Сговор состоялся без него. Тогда же родители жениха и невесты обсудили все, что касалось приданого. Через несколько дней после возвращения Дюрера в церкви огласили помолвку Альбрехта и Агнес.
Видно, к этим дням и относится портрет Агнес — беглый рисунок пером. На рисунке — девушка в домашнем платье и переднике. Она наспех причесана — из косы выбиваются пряди волос и лицо: ее не кажется красивым — правда, у каждого века свои представления о женской красоте. Подпершись рукой, она задремала — верно, захлопоталась: дел перед свадьбой много. Жених зашел в дом к будущему тестю. По случаю визита к Фреям он был нарядно одет — он любил белоснежные рубашки с вышивкой, рукава с перехватами, яркие шапочки, маленькие, чтобы из-под них падали на плечи ухоженные подвитые волосы медно-золотого цвета, он любил двухцветные куртки и цвета обдуманно подбирал сам. Тщательно причесанный, нарядно одетый, с подарком невесте, он отворил дверь в дом и застал врасплох задремавшую Агнес. Такой он и нарисовал ее. Мимолетный набросок не льстил невесте. Поколебавшись, словно проверяя себя, как звучат и что значат эти короткие слова, он написал под рисунком: «Моя Агнес». За всю историю их долгого брака это единственные нежные слова, написанные Дюрером о жене.
Накануне свадьбы друзья торжественно, с музыкой и пением, проводили жениха, а подруги — невесту в баню. Вернувшись из бани, жених созвал приятелей на мальчишник в винном погребке. Пили, пели. Играли на лютнях и флейтах. Заставляли жениха рассказывать о своих странствиях, допытывались о том, как привечали его женщины в Швейцарии и на Рейне. Один из друзей продекламировал рифмованный список всего добра, которое невесте полагается приносить в приданое. С пьяной дотошностью дознавался у Альбрехта, проверил ли тот приданое — от перин до прялок, от платьев до иголок. Дюрер отшучивался — все переговоры о свадьбе вели родители, а он, по правде сказать, и представить не мог, что время его странствий безвозвратно прошло, что это он, а не кто-то другой становится главой семьи, мастером, хозяином дома.
По обычаю, молодые поселились у тестя. Жизнь здесь оказалась интересной. Отец Агнес прекрасно играл на арфе, а Дюрер любил музыку. Тесть был изобретателен. Он строил бронзовые фигуры с секретом. Когда их ставили на парадный стол, из рогов изобилия или из раковин начинала бить вода. Дюрер сделал для тестя проект целого столового сервиза с фонтанами. Чертеж сохранился. В нем соединились ювелирные формы мастерской Дюрера-старшего, технические идеи Ганса Фрея и вкус Дюрера-младшего. Тесть был в хорошем настроении: ему представлялся союз его самого — изобретателя и зятя — ювелира и художника. Можно будет создавать вещи невиданные, которым даже названия нет... А Дюреру пора было открывать свою мастерскую, набирать заказы. Для того он и вернулся в родной город, для того и женился. Но безотчетная тревога овладела им. То, что он писал и рисовал, перестало ему нравиться. Он не мог усидеть дома, срывался, бросал работу, стремительно, едва замечая встречных, шагал по улицам, выходил за городские ворота, спохватывался, когда чувствовал под ногами не камень мощеных улиц, а землю. Но возвращаться домой не хотелось — он и сам не мог объяснить, почему-то, что он делал, перестало его радовать.
Дюрер бродил по окрестностям Нюрнберга, то погруженный в смутные мысли, то вглядываясь в окружающее. Дома он брал бумагу, тонкие кисти, акварельные краски, рисовал по памяти, а может быть, по наброскам с натуры: кладбище или вдруг — проволочную мастерскую на берегу реки. Несколько домов и сараев со светлыми стенами и темным фахверком. Ничем не примечательные дома, самые обычные сараи. Двор. Мотки проволоки на деревянных катушках. Старые деревья. Хилые мостки. А на другом берегу реки — домики, сады, ограды, вдалеке деревья, островерхий шпиль церковной башни, совсем далеко на горизонте гряда невысоких гор. Рисунок перечислительно подробен и педантически точен: каждый нюрнбержец узнает место, которое изобразил Дюрер, и воскликнет: «Как похоже!» Но Дюреру рисунок вскоре перестал нравиться. Все действительно похоже и непохоже. На самом деле зелень вблизи совсем иная, чем зелень вдали. Чем дальше, тем более размытыми становятся очертания предметов. Многие подробности исчезают. Он видит это, но рисует так, будто рассматривает все в упор. Верно ли это? Когда он бродил вдоль реки около мастерской, день был жарким, в воздухе висела дымка. Видеть он ее видел, а передать не смог. Да и как? Этого он покуда не знает. Но он уже знает, чего хочет добиться.