Глава 9
Министерство постановило вернутся и доучиться всем повторно после войны. Не верю. Не хочу. Седьмой курс. Снова. За что?! Хочется прокричать прямо в серое душное небо. Вот только зачем? Небо меня давно уже не слышит. Я бреду на вокзал. Возле барьера выпрямляюсь, провожу ладонью по волосам и, судорожно вздохнув, шагаю в новую жизнь. Жизнь, в которой больше нет змееподобной твари, но зато есть Поттер. Никто не должен видеть страх в моих глазах. Никто не должен видеть слабость и дрожащие пальцы. Прямая спина. Стиснутые зубы за привычной полуусмешкой. Я не успеваю. Заметили. — Поттер, — усмехаюсь. Больше яда, больше желчи. Раствориться, задохнуться в кислоте собственного голоса. — Малфой, — кивает герой магической Британии и чуть склоняет голову в приветственном жесте. Я боюсь поднять глаза. Но понимаю, что надо. Что на меня все смотрят. Что весь мой год зависит сейчас от сжатой в кулак воли и спокойного взгляда в эти сумасшедшее зеленые глаза. В них нет злобы. В них нет боли. В них нет презрения. В них нет ничего, черт возьми! Пустота. И вот теперь мне становится по-настоящему страшно. По позвонку пробегает настоящий мороз, хочется передернуть плечами. Но я держусь. Смотрю в эти пустые глаза и улыбаюсь, как идиот. Краем глаза замечаю, как Грейнджер и Уизли переглядываются. Интересно, как мы выглядим со стороны? — Получать образование, Поттер? – как будто и не я вовсе. Как будто кто-то произносит эти слова за меня. — Именно, Малфой, — все та же пугающая пустота. Не отвечаю. Сил больше нет. Просто иду в вагон, нахожу пустое купе. Сажусь и смотрю в окно. Небо налито свинцом, но от этого только жарче. Очень душно. Словно погода решила убить нас всех еще на подступах к Хогвартсу. Поезд неторопливо трогается с места. Прислоняюсь щекой к колючей обивке и проваливаюсь в нервный беспокойный сон. Когда открываю глаза, то вижу Поттера. Он сидит напротив и курит. Он курит. Я знаю, что это. Сигареты. Видел. Я вдыхаю терпкий, горький дым и закашливаюсь. Вот ведь сволочь, и чего приперся? Встряхиваю головой и снова смотрю ему прямо в глаза. Но он отводит взгляд и неловко хлопает себя по карманам широкой клетчатой рубашки. Наконец, из недр кармана на свет появляется измятая пачка. Он молча протягивает ее мне, ничего не говоря. Трясущимися пальцами вытягиваю сигарету. Поджигаю еле слышным шепотом. Затягиваюсь. Дым. Горечь. Кашель. Поттер никак не комментирует происходящего. Он просто курит, отвернувшись. И я понимаю, что напряжение отпускает. Что надо жить, раз уж выжил. Поттер щелчком отправляет остатки сигареты за окно. Переводит взгляд на меня. Не могу. Сейчас нет людей, для которых надо держать лицо. Не могу. Прикусываю губу и отчаянно мотаю головой, не поднимая глаз. И тут же чувствую прикосновение жестких, шершавых пальцев к своей щеке. Он силой заставляет меня поднять голову. Протестующее чего-то мычу. — Тссс... – говорит тихо, — Все будет хорошо, Драко. Слышишь? Все будет хорошо… — и он уходит, плотно закрыв дверь. А я, наконец, открываю глаза. И понимаю, что ресницы слиплись от непролитых слез.
Новые факты старого дела
— Пошел вон! – крик пронесся по дому, и домовик с грохотом слетел по лестнице, сетуя на то, что хозяин снова не в духе. Мистер Поттер вообще часто был не в духе. Не в манере Главного Аврора срывать злость на бедном домовике, но Кричер иногда сам, будучи свободным и самостоятельным, проявлял излишнюю навязчивость, и, в результате, получал вот такой рык от хозяина дома. Правда, Гарри Поттер никогда не бил домовика, а это случалось даже со свободными, честно работающими эльфами. Кричер обиженно забурчал и скрылся на кухне. Хозяин зол. Ну и ладно. А ужин все равно готовить. Раньше хозяйка занималась этим сама, а Кричер только помогал. Но в этом году все изменилось: Джинни Поттер теперь вообще редко покидала собственную спальню. Гарри Поттер спустился вниз, походил по большой и от этого еще более пустой гостиной, потом снова поднялся наверх. — Джинни? – постучал он в запертую дверь. Тишина. — Джинни? – попробовал он еще раз. Замок тихонько щелкнул – дверь открылась. На пороге стояла женщина, когда-то несомненно красивая. Но теперь тусклые волосы, болезненно бледная кожа делали ее похожей на старуху. Она зябко передернула плечами и уставилась на мужа, плотно поджав бескровные губы. — Что? – спросила тихо надтреснутым голосом. — Так нельзя. Выйди, пожалуйста. — Зачем? Смотреть на тебя? Прости, Гарри, я не могу. Прости. Это все не мое. Этого уже нет. Меня нет. — Нет, слышишь? – Гарри прижался лбом к ее мягкому плечу и быстро зашептал: — Не смей! Не смей даже думать так! У тебя же дети. Каково им? Вспомни меня! Вспомни, как мне плохо было без матери! Разве ты хочешь, чтобы им было так же? — У них есть ты. – Джиневра тепло улыбнулась и провела рукой по лохматой голове, привычным жестом пропуская непослушные жесткие пряди сквозь пальцы, — да и если уж говорить о твоей матери, Гарри, то она выбрала твое спасение, правда? — Да. Но какое это… — Тсс… – тонкий пальчик прижался к его губам, — молчи, ладно? Мать всегда спасает своего ребенка. Всегда. — Я знаю, но нашим-то детям опасность не грозит…. Джинни снова улыбнулась и просто захлопнула дверь. — Джинни! – закричал Гарри и ударил по двери кулаком. Он ничего не понимал, но знал одно – Джинни права. Ее здесь нет. Именно об этом его предупреждали врачи. Именно к этой мысли его аккуратно готовила Гермиона. Стало пусто. Эмоции, чувства - все смешалось, мучительно захотелось курить. Гарри вышел на улицу, накинув на плечи куртку. Достал сигареты, помял в руке. Что-то смутно цеплялось за память. Жесты, слова, брошенные вскользь, все словно проходило мимо, что-то… что-то на самых задворках памяти. Он закурил и присел на ступеньки дома, подумав, что с Джинни им и не о чем особо разговаривать. Когда дома были дети – все было просто. Но вот Лили уехала в Хогвартс и пустота, и страшная обреченность просто пропитала дом насквозь. Здесь невозможно находиться. У Джинни случались постоянные перепады настроения от тихих плаксивых до бешено яростных, когда она начинала раскидывать вещи; кричать, что если бы не Гарри, в ее жизни все было бы по-другому и не было бы этого жуткого проклятья… Гарри замолкал, и его поглощало чувство вины. Но в последний раз он не сдержался и ответил: — Может быть, Джинни, может быть. Но и этих детей бы у тебя не было. Джинни потом долго плакала в ванной, чуть слышно всхлипывая, а Гарри курил на ступенях. Он стал гораздо чаще это делать за прошедший год. * * * Сегодня был солнечный день. И несмотря на облачка пара, вырывающиеся изо рта, настроение у всех было хорошим. Скоро рождество, а сейчас время квиддича. Полуфинал. Слизерин – Хаффлпафф. Альбус Поттер тщательно застегивал налокотники и сосредоточено сопел. Скорпиус, наверное, уже был на трибунах. Он пожелал Поттеру победы, и за этот день они даже ни разу не поссорились. Однако тревожное чувство не покидало Альбуса: ему казалось, что за ним кто-то пристально наблюдает. Он чувствовал себя, словно сжатая пружина, готовая распрямиться в самый неподходящий момент. — Поттер! – раздался знакомый голос сзади, и Альбус обернулся, излишне резко вскинув руку и чуть не ударив по лицу Адель Забини. — Адель, – улыбнулся он. От девочки можно было не ждать неприятностей, она была улыбчивой и дружелюбной по отношению к нему. — Поттер, — девочка нахмурилась, — там… Лили. — Что? – не понял Альбус. — Там Лили плачет. Наверное, ее кто-то обидел... не знаю. Она не говорит. — Где? – мгновенно встрепенулся Альбус. — Да, там же! Пойдем, покажу! – Адель нетерпеливо потянула его за рукав спортивной мантии. Альбус быстро прикинул время. В принципе, до матча время есть и к тому же он не может оставить Лили, если она и вправду плачет. Ему очень не нравится лукавая улыбка Адель, но все-таки стоит проверить. Что он, девчонки-слизеринки испугался?