* * *
Камин привычно зашуршал: в пламени показалась растрепанная голова авроратского аналитика. — Гермиона? – удивился Гарри, подойдя поближе, — что случилось? Почему так поздно? – не то, чтобы он был против. Гермионе можно врываться в дом Поттеров когда угодно, но миссис Уизли - прирожденный жаворонок – до сих пор не спит. А раз не спит, значит, что-то произошло. — Гарри, он очнулся! – сказала она, как только увидела, что Поттер подошел к камину. — Идем? – он приглашающее протянул руку. — Пожалуй… — задумчиво ответила Гермиона и вскоре вся появилась в камине поттеровской гостиной. Пристально посмотрев на Героя, миссис Уизли поняла, что Гарри Поттер невыносимо одинок. Он не умел быть один: седина в волосах проступала отчетливей; зеленые, когда-то такие яркие глаза, потускнели; скулы заострились. Ее друг устало опустился в кресло напротив, торопливо закурил и спросил: — Кто очнулся? — Тот самый, что ранил тебя в лесу. Гарри чуть встрепенулся, нечаянно задев кончиком сигареты кожу руки. Зашипел, отбрасывая ее в пепельницу, и пристально всмотрелся в лицо подруги, пытаясь понять, шутит она или нет. — Этого не может быть. Колдомедики сказали, он никогда не очнется. — Тем не менее… — упрямо повторила Гермиона Уизли, — он очнулся. И колдомедики разрешили тебе взять показания. — Дракон… — прошептал Поттер, и его лицо исказилось гримасой. — Может быть. А может, и нет. По крайней мере, он должен подробней рассказать о ритуале, кому и зачем это понадобилось. Зачем вообще надо было возрождать Серебряного дракона, и где он сейчас. Может, его давно в живых нет. — Джинни. Если бы дракон был мертв, она бы выздоровела, так? – глаза Главного аврора лихорадочно блеснули. — Не уверена, – покачала головой Уизли, — совсем не уверена. Но ты, наверное, прав. Дракон жив. И если мы не найдем его в ближайшее время, то надеяться будет просто не на что. — Ну что ты… – Гарри перебрался в ее кресло и обнял Гермиону за плечи, заметив, что подруга на пределе и вот-вот разрыдается, — мы же с тобой умеем надеяться и верить, когда надежды нет, правда? — Правда…
Глава 10
— Куда?! А ну – стой! – кричу перепуганному первокурснику-хаффлпаффовцу. Такие разини! Он шарахается в сторону и лопочет что-то про то, что «не знал, не видел, не хотел». Ну, конечно, не знал, малыш. Никто не знал и не хотел. Никто не виноват, что мы здесь разгребаем завалы, и даже вы, малыши, пытаетесь хоть чем-то помочь. Вот только этот камень свалился бы тебе на голову и никакая магия бы тебя не спасла. Устало вздыхаю, усиливаю голос сонорусом и кричу: — Всем до третьего курса включительно отправляться на обед и отдых. — Сдурел, Поттер? – раздается рядом надломленный, сухой голос Малфоя, — а кто работать будет? — Мы, — отвечаю коротко и протираю очки рукавом грязной рубашки. В этой пыли тяжело в очках… Молчит. Просто открывает рот, словно хочет что-то сказать, потом машет рукой и бредет в сторону, за большую треснутую колонну. Я знаю зачем. Иду следом. Молча курим, изучая друг друга в горьком, белом дыму. Серые глаза внимательны, в них нет ни насмешки, ни надменности, нет жизни. Они словно выцвели после этой войны. — Всем тяжело. Всем придется подниматься, Малфой. – говорю тихо. И прибавляю, сам не знаю зачем: — Ты не один. Серьезно кивает, а после истерично смеется: — Нет, не один. Нас тут пятнадцать таких. Отщепенцев. Изгоев. Это он про слизеринцев. Не всем хватило мужества вернуться в родную школу. Малфоя запихал обратно отец – я более чем уверен. Типа восстановить родовую честь и так далее, вот только Малфою наплевать уже на все. Что-то сломлено внутри. И осколки больно режут всех, кто рядом. — Ты думаешь, кто-то обращает на тебя внимание, Драко? – нарочно называю по имени, и он вздрагивает. Отрешенность в глазах сменяется осмысленностью. Воодушевленный, продолжаю: — Всем наплевать на слизеринцев, да и на гриффиндорцев. Мы здесь просто взрослые, которые должны помочь восстановить школу. Ты здесь не нужен никому, Малфой. Приехал – терпи. Жестко. А как иначе? Никто не мог предугадать, что после всех сражений Хогвартс создаст защиту от любых магических воздействий и даже уборку будет воспринимать, как атаку. Умница Гермиона говорила что-то о том, что Хогвартс перенасыщен заклинаниями разного свойства, и теперь эту сеть надо расплетать. Но на это уйдет время, а детям надо учиться уже сейчас. И мы таскаем камни и убираем пыль. Руками. Вижу в его глазах отчаянье. Глухое. Беспросветное. Кажется, еще чуть-чуть и завоет. — Я знаю, что не нужен, – говорит тихо и порывается уйти, прикусив губу и низко склонив голову так, что пыльные, посеревшие пряди падают на лицо. Замираю. Сердце стучит быстрее. Протягиваю руку, чтобы в последний момент удержать рукав перепачканной, а когда-то белоснежной рубашки. — Им не нужен, – мягко поправляю я. И замолкаю. Потому что нечего сказать. Гримаса на его лице больше пошла бы какому-нибудь зверьку. Резкое движение и он замирает рядом. Слишком рядом. — Может, тебе нужен? – его шепот звучит почти зловеще. Отвожу взгляд. Хватает мое лицо цепкими, холодными пальцами, силой заставляет посмотреть в глаза. — Теперь отстанешь со своей философией? – и шипящий шепот неприятно режет слух. Внезапно для него, да и для себя, крепко обнимаю. Хватит. Всем досталось на этой войне. Хватит боли. Хватит. Мы с тобой разделим ее. Ведь тебе больше не с кем разделить свою боль…