Отбросив остатки того, что было когда-то новенькой, красивой метлой, Альбус подбежал к неподвижно лежащему Скорпиусу. Его левая рука была неественно вывернута, а глаза закрыты.
— Скорп… — прошептал Альбус, отчаянно понимая, что детские игры кончились, и теперь придется отвечать за мимолетную шалость, но самое главное - это Скорпиус, лежащий в пыли стадиона мешком из темно-зеленой мантии. Нереально, будто во сне. Разговаривал с ним, чуть в своей надменной, но уже привычной манере, так легко подхватил его идею сорваться в этот полет, а теперь лежит и молчит. Леденящий ужас сковал по рукам и ногам, заползая внутрь, окутывая холодом каждую клеточку тела и замораживая мысли. Отпихнув окаменевшего Альбуса, к Скорпиусу уже со всех ног бежали ученики и преподаватели, видимо, увидевшие сноп красных искр, вырвавшийся из палочки мадам Хуч, означавший чрезвычайную ситуацию на поле. Альбус смотрел как будто со стороны, голоса доносились глухо, как через толстый слой материи, перед глазами замелькали темные точки и он вспомнил, что при падении все-таки больно ударился. Это была его последняя мысль. Альбус Поттер кулем свалился на землю и уже не видел подбежавшую к нему Розу Уизли, и уж, конечно же, не знал, что директор приняла решение срочно связаться с мистером Поттером и мистером Малфоем. Очнулся Альбус в больничном крыле Хогвартса. Здесь он был впервые и поэтому не смог побороть любопытства и изучил белый потолок и стены небольшого помещения. На соседней кровати обнаружился Скорпиус Малфой, который что-то с увлечением жевал. И можно было бы убедить себя, что все в порядке, если бы не его болезненный вид: кожа из бледной превратилось в бледную до синевы, под потухшими голубыми глазами залегли безобразные синяки, хрупкие запястья выглядели неправдоподобно худыми. "Интересно, я выгляжу так же жутко?", – пронеслось в голове у незадачливого ловца. — Очнулся. – констатировал Скорпиус безо всякого выражения, но в его глазах Альбус уловил что-то, что можно было бы назвать...радостью?... — Ага,— пробормотал Альбус, — хреново выглядишь, – добавил он улыбнувшись. — Где только выражений понабрался, стервец! – раздался от двери голос, который Альбус в равной степени хотел услышать, но и побаивался. — Никак от тебя научился, Поттер, и почему я не удивлен? Ваша семья о манерах и не слышала, — протянул еще один голос, абсолютно незнакомый Альбусу, но весьма знакомый Скорпиусу, потому что он чуть сжался в комок и на его лице ясно можно было прочитать только одно желание: залезть под одеяло и не вылезать оттуда, пока посетители не уйдут. Альбус встретился с пронзительным и тяжелым взглядом своего отца. Гарри Поттеру трудно было смотреть в глаза. Наверное, он слишком много пережил. Жесткий, нелюдимый взгляд, зрачки, скрывающие зверя, что в любой момент может выбраться на свободу. Однако если дело касалось его детей, то жесткость в этих глазах сменялась мягкостью и теплотой. Но в этот раз Поттер-старший не смягчился, он продолжал смотреть на Альбуса, как на чужого. Вот только младшего Поттера не обмануть, он – сильный эмпат, способен улавливать чужие эмоции на расстоянии. За стеной отцовской холодности, он уловил... да, да... настоящий юношеский задор. И вдруг облегченно улыбнулся отцу, поняв, что между ними ничего не изменилось, а спектакль "строгий отец – нерадивый сын" разыгран ради кого угодно, только не для самого Альбуса Северуса. — Скорпиус. – строго произнес незнакомый мужчина, присаживаясь на кровать к своему сыну. «Они так похожи!» — удивился Альбус, «Прям, как я на папу». Вот только не хотел бы он быть тем, кто заглянет в глаза мистеру Драко Малфою. Альбус не видел еще этих серебристых, невероятно ледяных глаз, но чувствовал, что его взгляд именно такой, и что меньше всего на свете, ему захочется это проверить. Однако, Скорпиус не боялся своего отца, они смотрели друг на друга чуть склонив две блондинистые головы на бок. «Так вот откуда этот жест!». И вдруг Альбус и Скорпиус не сговариваясь, пропищали: — Папа! – и повисли у отцов на шее. Поттер-старший рассеяно погладил сына по голове и сказал: — Альбус, ситуация очень неприятная. Я понять не могу, как ты до такого додумался. Понимаешь, я пришел, что бы выяснить, кто из вас зачинщик этого... этого… безобразия, — выдавил он из себя, и Альбусу показалось, что он готов рассмеяться. Наверное, показалось, потому что в зеленые отцовские глаза снова вернулась строгость и жесткость, — директор настаивает на наказании за нарушение дисциплины, и я с ней полностью согласен. — Кто бы сомневался, — пробормотал мистер Малфой, осматривая и ощупывая руку сына, которая была сломана очень неудачным образом. — Так кто? Зачинщик будет отстранен от игры в квиддич, — безжалостно сказал отец, — так как вы оба продемонстрировали отличные качества ловца, остаться на игру может только один. Альбус почувствовал, как из глаз поползли злые слезы. Зачем же так? Он же... он же… Да как же? Без квиддича?... Это же мечта! Отец же знает! Неужели он так уверен, что Скорпиус виноват? Неужели он так разочаровал собственного отца? Подняв, полные детских, прозрачных слез глаза, Альбус понял. Отец точно знает, что виновен он, его сын. И хочет таким образом наказать его. Альбус закусил губу до крови и, почувствовав соленый вкус во рту, понял, что сейчас разрыдается, когда с соседней кровати раздался спокойный голос: — Это я виноват. — Что? – спросил мистер Малфой, смотря на своего сына так, будто он сморозил несусветную чушь. — Это я виноват, — медленно повторил Скорпиус, смотря отцу прямо в глаза, — это я подбил Поттера на полет. Он не хотел нарушать правила. Прости, отец, – тихо сказал он и отвернулся. Альбус промолчал. Желание играть пересилило поползновения совести, которая скреблась когтями в груди и просилась на свободу. Когда отец и мистер Малфой поднялись, сочтя визит оконченным, отец полностью выдержал тяжелый малфоевский взгляд, от которого любой другой уже бы замерз на месте, и пропустил его вперед, чтобы улыбнуться и подмигнуть Альбусу, который мог лишь выдавить из себя нечто, что полуулыбкой назвать было бы сложно. Мистер Малфой шел с абсолютно прямой спиной и в каждом жесте, адресованному отцу, скользило презрение. Альбуса это непонятным образом злило, хотя он и понимал, что не стоит лезть в отношения отца с кем бы то ни было. А еще он подумал, что дядя Рон, наверное, все же был прав. Хорек.. хи… прикольно! После того, как дверь тихонько прикрылась, в палате воцарилась абсолютная тишина. Через несколько минут молчание стало невыносимым. Альбус понял, что больше не может. — Зачем?... Спасибо… – сказал он тихо, с опаской косясь на соседа. — У меня сломана рука. И не просто сломана, а с какими-то там осложнениями. Я не смогу взять в руки метлу еще две недели, даже при усиленном приеме костероста. А тренировки начнутся уже завтра, а первый матч через три недели. У слизеринской команды нет ловца. Ты – хороший ловец, значит, ты должен отстаивать честь нашего факультета, а кто, кому... неважно... я сорвался за тобой, хотя не должен был. Поэтому засунь свои благодарности себе в задницу и, будь добр, просто поймай несчастный снитч. Да и… еще... постарайся со мной не разговаривать. Пока, по крайней мере, – похоже, это была самая долгая речь, услышанная Альбусом от Малфоя-младшего за все две недели пребывания в Хогвартсе. Слезы струились по щекам, во рту была горечь, а сердце щемило от непонятного и неизвестного чувства. Альбус отвернулся от Скорпиуса и, попытавшись убедить себя, что это его выбор, вскоре уснул. Сон будущего ловца всех снитчей был беспокойным и недолгим. Он проворочался на кровати примерно с полчаса и осторожно спустил ноги, чуть касаясь холодного пола. Одежда была спрятана бдительной миссис Помфри, которая хорошо знала о том, что выздоравливающие подростки очень любят сбегать из больничного крыла в самый неподходящий момент. Альбус тихонько встал и сделал шаг. Прикосновение к холодному каменному полу было настолько неприятным, что хотелось немедленно забраться под теплое одеяло и спать до утра. Но что-то внутри, что разъедало его после вечернего разговора со Скорпиусом, и что он назвал бы совестью, будь постарше, заставило его двигаться по направлению к двери. Оглянувшись на кровать Малфоя, он увидел только белобрысую макушку, чуть выглядывающую из-под темного больничного одеяла. «Замерз!» — вынес свой вердикт Альбус и почувствовал, как же ему холодно. Между тем, непонятное чувство продолжало гнать его вперед, босиком и в тонкой больничной пижаме. Хогвартс спал. Лишь изредка раздавались тихие шаги завхоза и его недовольное ворчание. Он был уже совсем старик, и передвижение давалось мистеру Филчу с большим трудом. Говорят, когда-то