— Поймал ли ты мне самого большого в нашем озере сазана?
Рыбак не знал, что и ответить, но Алдар-Косе подоспел вовремя.
Стали жарить сазана. Вскоре пришли два рыбака, ходившие в город.
— Новости есть? — спросил Жусуп.
— Есть отличная новость, — отозвался один из рыбаков. — Тупой и жестокий ростовщик Шаяхмет, сосавший кровь бедняков, лишился рассудка. Ему всюду мерещится огромная зубастая щука, и он с ужасом ожидает, что она его сожрет и посуху уползет в пучину озера.
Все рассмеялись, и началось застолье.
НЕБЫЛИЦА
лдар-Косе и его друг Альти пили чай. Альти заметил давно, что за чаем его безволосый друг становится словоохотливым.
— Сознайся, Алдар-Косе, много ты баям небылиц рассказал?
— Скорее много, чем мало. Сердце у меня к баям жестокое, так и подмывает меня чем-нибудь заморочить байскую голову.
Вот послушай-ка. Голодал я как-то дня три кряду. Живот подтянуло. Еду мимо байской юрты на своем поджаром Буланке и бормочу себе под нос:
— Хороша в белой юрте баранина, только я ее давненько не пробовал; неплохое и масло, да вот беда, забыл я его вкус; ну, а бесподобный кумыс я пью разве что во сне…
Услышал мое бормотанье бай Мырзатай, и пришла ему в голову причуда угостить голодного краснобая.
— Эй ты, лишенный волос, — кричит он, — заходи ко мне, покушаем, что аллах послал.
Я не дал себя упрашивать, быстро соскочил с буланого и вошел в юрту. Мырзатай уселся на мягкий ковер, подложив под бока подушки, а меня посадил на жесткую подстилку из шкуры жеребенка. Как известно, приличия требуют, чтобы приезжий поделился новостью, а я, как на грех, ничего нового не слышал. Что делать? Пришлось пойти на выдумки:
— Верст за шестьсот отсюда, — говорю, — живет одноглазый бай Шакен. Его прозвали молчальником. За неделю, а то и больше, свои люди от него слова не услышат, а с приезжими он и вовсе не разговаривает. А его сосед, бай Камза, славится, как несусветный спорщик. Часто бьется об заклад и почти всегда выигрывает. Поспорил со мной Камза: если я вытяну из бая Шакена хоть одно слово, то он, Камза, отдаст мне дойную кобылицу гнедой масти, а если одноглазый при всех моих ухищрениях отмолчится, оставлю я баю своего Буланко, а сам уйду подобру-поздорову. Спор есть спор!
Мырзатай торопит меня:
— Ну, а дальше что?
— А дальше, — говорю, — приступили к испытанию. Сидит молчальник сонный, осоловелый, словно его опоили маковым отваром. Единственный глаз его мутен, веки — слипаются. Молчит, будто языка лишился. Говорю ему:
— У твоего соседа ночью конокрады угнали косяк лошадей.
Молчит. Говорю:
— На небе появилась хвостатая комета.
Молчит. Говорю:
— Старый бахсы Иса видел вещий сон и предрекает в эту зиму джут.
Молчит. Разозлившись, говорю:
— Твоя жена полчаса тому назад разродилась двумя поросятами!
Шакен вскакивает, бросается в другую юрту, возвращается и, выпучив глаз, кричит:
— Врешь ты, безбородый обманщик!
Молчальник заговорил! Пришлось Камзе отдать мне дойную кобылу.
Пока я рассказывал, принесли на деревянном блюде вареную баранину с диким луком. Мырзатай угощает, я не отказываюсь. Ем, что называется, до отвала.
— Много ли надаивает твоя кобылица? — спрашивает Мырзатай.
На секунду я замолкаю, а потом переспрашиваю:
— Какая кобыла? У меня отродясь, кроме Буланко, лошадей не водилось.
— Да ведь ты, плешивый и безбородый, только что хвастался, что выспорил у Камзы гнедую дойную кобылицу!
— Побойся аллаха, — говорю Мырзатаю. — Это тебе, наверное, послышалось. Не знаю я никакого Камзы, не спорил я и не выспаривал никаких, ни гнедых, ни соловых, кобылиц!
Смотрю — у Мырзатая от ярости лицо трясется. Вот-вот за камчу возьмется, и несдобровать мне. Вышел я из юрты, вскочил в седло и говорю Буланко: «Но! Уноси меня от беды!» Буланко, конечно, сразу вскачь! Только меня Мырзатай и видел.
ЗМЕИ
лдар-Косе опустил поводья, Буланко перешел с ленивой рыси на шаг. Из показавшегося вдали аула послышались возбужденные голоса.
Въехав в аул, безбородый удивился: ни мечети, ни муллы в этом ауле не было. А между тем с площади слышалась гнусавая проповедь, какую обычно произносили муллы:
— Внемлите, правоверные, — гундосил кто-то. — Весной ваш одноаулец Рыспек убил, по своему злонравию, змею. Аллах послал за это кару. В погреб, вырытый согрешившим Рыспеком, аллах поселил множество ядовитых змей. Вот тот жертвенный барашек умилостивит великого и славного аллаха, да святится имя его! Бросим змеям, правоверные, малые кусочки жертвенного барашка…