— Так это ж хорошо иметь на зиму сено.
— Ну не скажи! Будут джигиты курить возле стога махорку, наверняка подожгут сено, а огонь, с ним шутки плохи, переберется на юрту.
— Это плохо! — вздохнул Нуртаза.
— Ничего плохого я тут не вижу, — возразил спорщик Алдар-Косе. — Братья твои Шукай и Ашим вскладчину подарят тебе новую юрту из белой кошмы.
— Вот это хорошо! — обрадовался Нуртаза.
— Скажет тоже — «хорошо»! Тут столько же хорошего, как в потере кошелька с деньгами. Ты подумай сам: в старую юрту братья твои заглядывали раз в год, а в новую зачастят каждую неделю. От одних угощений разоришься.
— Это плохо…
— Почему же плохо? Обеднев, ты пойдешь по степи и найдешь золотой самородок величиной с верблюжью голову.
— Ах, как хорошо!
— Рано радуешься. Хорошего тут ни на грош. Выследят тебя с золотом разбойники, ограбят, свяжут и бросят на съедение волкам…
— Плохо это!
— Ничуть не плохо. Пожалеет тебя аллах, спасет от волков и устроит на жительство в большой дом.
— Это совсем хорошо!
— Хорошо ли? Ведь поселят тебя, Нуртаза, не куда-нибудь, а в дом умалишенных…
Взбеленился бай:
— Хотел тебя угостить обедом, а ты, злоязыкий, издеваешься надо мной.
Нуртаза поспешил к себе в юрту, а Алдар-Косе сказал вслед ему весело:
— Голоден мой желудок, зато спокойны уши!
ЗАГАДКА
колько загадок на свете? Разве их сочтешь? Начни их вспоминать — наберешь не одну тысячу. Трудненько все их удержать в памяти.
Бай Кадырбай, задававший загадки двум своим женам, сыну и многочисленным гостям, не надеялся на свою память, а, гордясь знанием арабского алфавита, записывал услышанные загадки и снискал славу острослова. Говорили про него:
— Да! Бая Кадырбая не озадачишь ничем, а тебя ему поставить в тупик — раз икнуть!
Прослышал про это Алдар-Косе и приехал к баю. Мнимый острослов Кадырбай обрадовался безбородому грамотею и златоусту.
«Вот, — подумалось баю, — когда отведу душу и заставлю этого плешивого языкастого бездельника прикусить язык!»
Угощая бедно одетого безбрового гостя кумысом, начал бай задавать ему загадки одну замысловатей другой, конечно, не самим им выдуманные, а когда-то услышанные и прилежно записанные. И что же! Гололицый, не задумываясь ни на минуту, отвечал и ни разу не ошибся. Все в точку! Это сначала заинтересовало Кадырбая, потом удивило, затем обозлило и наконец привело в ярость. Где это видано, чтобы какой-то, не имеющий ни единого волоска голодранец посмел соперничать с баем и даже не уступать ему в искусстве беседы!
Когда количество правильных ответов безусого и безбородого перевалило за добрую сотню, Кадырбай, не скрывая досады, сказал:
— Ну если ты, лишенный волос, такой искусный отгадчик, задай мне хоть одну свою загадку, чтобы я отгадал ее на лету, пока ты сделаешь глоток кумыса.
Алдар-Косе не заставил себя упрашивать:
— Слышал я, учтиво сказал он, потирая голое темя, одну простую загадку от Касыма, которому передал ее Ермиш со слов Жакыпа, сославшегося на Ишима, славившегося дружбой с Рамазаном. А загадка вот какая:
Наступило долгое молчание, прерываемое только бульканьем кумыса, который бай подливал гостю.
Кадырбай то снимал, то снова напяливал тюбетейку, обливался потом, кряхтел, пыхтел, хмыкал, кашлял, сморкался, протирал глаза, теребил бороду, но отгадка так и не приходила ему на ум.
Среди записанных арабской вязью сотен загадок, этой, будь она трижды проклята, почему-то не было, а бай, хоть и славился сметливостью, на самом же деле был на редкость тугодумом. Бай позвал на помощь сына Арана, такого же тугодума, как и отец. Выслушав рифмованную загадку, байский недоросль засопел и признался, что разгадать ее он не в силах.
Промаявшись более часа и видя, что гость пьет кумыс без остановки, Кадырбай пробурчал:
— Нет у этой загадки отгадки. Туману ты напустил, гололобый.
Алдар-Косе простодушно рассмеялся:
— Хочешь скажу ответ?
— Говори, не нуждающийся ни в ножницах, ни в бритве!
— Из Кастека в Орынбор шли четыре сестры!
Бай ударил себя по лбу:
— Тьфу ты, лысейший из лысых! Как же я не догадался?
Алдар-Косе допил последнюю пиалу кумыса и усмехнулся:
— Где тебе догадаться? В загадке сказано: «Идут по степи пешком четыре человека». А ты, как известно, женщин не считаешь за людей.
ДЕЛЕЖ
степной молвы сто уст и сто ушей. Прошла по аулам молва, будто при любом дележе лучшего советчика, чем гололицый Алдар-Косе, не найти.
Прослышал об этом бай Алпыс, живущий так, что у него губы всегда в масле, и подумал: «Не может быть, чтобы этот безволосый бездельник при дележе был мудрее магометова зятя Али. Позову-ка я его и посмеюсь над ним».
А у бая Алпыса такой порядок: подумает — скажет, скажет — сделает. Посылает бай за безбородым конного нарочного. Является Алдар-Косе на буланом коньке, спрашивает:
— Чего не поделили?
— Да, вот, — хитрит бай, — никак не можем поделить поровну пять баранов.
— А много ли дольщиков?
— Я, байбише, два сына и две дочки.
Усмехается Алдар-Косе, гладит лысое темя и тут же начинает дележ:
— Ты, твоя байбише и баран — это будет трое?
— Как будто трое…
— Два твоих сына и баран тоже трое?
— Вроде бы трое…
— Две дочки и баран — снова трое?
— Выходит, трое…
Смеется веселый советчик:
— Я да два барана, всякий дурак скажет, что трое.
— Трое…
— Ну вот я и поделил баранов.
С этими словами безбородый вскакивает на конька и гонит впереди себя двух жирных валухов.
Озадаченный Алпыс молчит, а потом, спохватившись, кричит вдогонку безбровому:
— Лишай тебе на лысину! Болячку тебе на голый подбородок! Язву тебе на скулу!
А тому все нипочем. Смотрит он на круторогих баранов и говорит:
— Все, что слышат уши — ложь. Все, что видят глаза — правда.
— М-э-э-э! — подтверждают валухи слова нового хозяина.
УРЮК
есна и лето были золотыми: и тепло, и светло, и дождило вовремя. Уродилось много всего, особенно урюка.
Алдар-Косе сидел на сером камне, а жена вдалеке развешивала выстиранное белье. Молчание надоело безбородому, и он крикнул жене:
— Урожай урюка богат.
— Плохо выстирала халат? — переспросила жена.
— Я об урюке говорю, а не о халате.
— Долго будет сохнуть, он на вате.
— Урюк! Понимаешь, урюк?
— Ладно, положу потом в сундук.
— О чем крик? — спросил, подойдя, сосед.
За ним подошел другой, третий. Вскоре около Алдара-Косе собралась толпа, а он, по своему обыкновению, разглагольствовал:
— Собрал бай Баймагамбет видимо-невидимо урюка. А его на базаре сколько хочешь. Не сумеет он продать всего, что уродилось. Половину сгноит. А у него, как вы знаете, недавно умер отец. Я бы на его месте вывез на базар воза два урожая и раздал его неимущим даром. Они бы помянули умершего…
Слушатели в знак согласия кивали головами.
