Журналисты пишут, будто мы платим за смерть, моих детей дразнят в школе труповозами, ненормальные постоянно присылают мне угрозы, проповедники не устают поминать меня в обличающих проповедях, но я на всё отвечаю одно:
— Отвалите! Не мешайте строить мир достатка и процветания!
При виде необычного циклопа Фернен приходит в восторг. Он выкладывает сто тысяч, не торгуясь, а потом спрашивает, нет ли у нас олигофренов — ими очень интересуется один его большой друг в Париже.
Я отвечаю, что нет, поскольку подобные дети обычно не умирают при родах и воспитываются в специальных школах.
— Большая, ужасная ошибка, — качает головой мсье Фернен. — Из-за гуманизма цивилизация катится в пропасть!
— Почему?
— Как?! — восклицает француз. — Разве вы не понимаете? Ведь это малодушие уже привело к тому, что человечество стало тупиковой ветвью эволюции. Оно не развивается, не совершенствуется. Скоро мы вымрем, как динозавры, из-за того, что слабые и откровенно ущербные особи не уничтожаются естественным отбором, а размножаются, уродуя генофонд. Это разве гуманизм? По-моему, скорее человеконенавистничество!
Мсье Фернен уходит из моего кабинета, кипя от возмущения, но счастливый — ведь он заполучил редкий экземпляр.
Его рассуждения о гуманизме и эволюции убоги и смешны: кажется, подобные позиции развенчали давным-давно. Однако ему, должно быть, очень уютно в своём ограниченном мирке ненависти и заблуждений. Ничтожный человечишко, мне он отвратителен.
— К вам ещё один посетитель, — говорит секретарша, когда я нажимаю розовую кнопку. — Некто доктор Шпигель.
— Кто такой? — я хмурюсь, безуспешно пытаясь вспомнить клиента с такой фамилией.
— Представился сотрудником медицинского факультета какого-то берлинского института — визитка напечатана по-немецки, не разберу.
— А как тебе подсказывает женская интуиция, кто он? — спрашиваю я, заподозрив неладное.
— По мне, так священник. У нас в приходской школе был похожий.
— Ты ходила в приходскую школу? — я удивлён.
— Очень давно! — хихикает секретарша. — Так что, пропустить его?
Я задумываюсь: с одной стороны, не хочется нарваться на очередного ханжу, лезущего с проповедями, а с другой, это может оказаться стоящий клиент.
— Проси, — решаю я и, поставив на стол резервуар с самым гадким уродом (лучший тест на лояльное отношение к нашему бизнесу: если человек не коллекционер, его тут же вывернет), усаживаюсь в кресло.
Дверь открывается, и в кабинет заходит высокий мужчина во френче и белоснежной рубашке. У него тёмные, аккуратно приглаженные волосы, серые крупные глаза и плотно сжатый рот. По тому, какой равнодушный взгляд он бросает на плод, я понимаю, что передо мной и не клиент, и не ханжа.
— Вас интересуют трупы животных? — спрашивает он сходу, останавливаясь перед столом.
— Меня интересуют все трупы, — отвечаю я с улыбкой.
По его первой фразе мне многое становится понятно. Это прагматичный человек. Он хочет делать бизнес, и у него есть идеи, возможности и новая сфера деятельности. Он может расширить и разнообразить товарный рынок. Он нам интересен. Он нам нужен.
Я вижу всё это благодаря опыту и интуиции. Мне не приходится вытаскивать из Шпигеля информацию клещами — он с удовольствием и готовностью излагает свои идеи. Мы быстро находим общий язык и уже через час совершаем экскурсию по заводу. Как и следовало ожидать, в основном его занимает техническая сторона производства — препараты и оборудование. Я выступаю в роли гида и рассказываю о том, как работает моё детище.
Самый примитивный завод по обработке мёртвых детей устроен приблизительно так: друг за другом выстроены три цеха, каждый из которых занят своим делом. Первый — это операционная, где с заготовками работают люди, второй служит для производства ёмкостей, используемых в качестве тары, в третьем продукция упаковывается.
Процесс изготовления экземпляра выглядит приблизительно следующим образом.
Вначале труп попадает на стол патологоанатома, который его вскрывает, извлекает внутренности, наполняет освободившееся пространство формальдегидом, а затем зашивает. Для этого требуется большое искусство: чем тоньше и аккуратнее шов, тем выше цена. С гордостью могу сказать, что у нас работают лучшие специалисты, чьи навыки кройки и шитья вне конкуренции.