А затем здесь же состоялось два Всероссийских турнира, собравших почти всех сильнейших шахматистов страны. Первый из них, положивший начало национальным чемпионатам России, проводился с 3 по 19 сентября 1899 года, а второй — с 26 декабря по 14 января 1901 года. Оба турнира завершились убедительной победой М. И. Чигорина, намного опередившего своих соперников. В первом турнире он набрал 12 очков из 13 (2-е место — Эммануил Шифферс с 9½ очков), а во втором — 16½ из 17 (2-е место — тот же Э. Шифферс с 14 очками). В то время Михаил Иванович Чигорин по праву считался шахматной гордостью России, очевидным претендентом на мировую корону.
В этом же здании тогда, на рубеже двух веков состоялись и первые чемпионаты Москвы. Среди их участников особенно выделялся председатель кружка профессор Московской консерватории Александр Владимирович Соловцев. Он занял первое место тут в турнире сильнейших шахматистов города в 1891–1892 годах (это была его третья победа в подобных состязаниях) и затем, выиграв в 1899 году матч у Б. Григорьева, стал первым чемпионом Москвы.
Вот такие исключительно интересные памятные события уместились в том небольшом отрезке времени, когда Московский шахматный кружок впервые размещался в неприметном теперь особняке.
К этому остается лишь добавить, что после вторичного вселения сюда кружка именно здесь в марте 1907 года с необычайным успехом завершились гастроли М. И. Чигорина. Венчал их двухкруговой турнир с участием великого гостя и четырех сильнейших шахматистов Москвы. Чигорин был в то время уже тяжело болен и все же играл с большим подъемом и занял вновь первое место.
Думается, что в числе зрителей этого турнира вполне мог быть и четырнадцатилетний гимназист Александр Алехин. Не исключено, что он знал и всю историю шахматных соревнований, состоявшихся в особняке. Это, по всей вероятности, только усиливало волнение молодого шахматиста, занявшего вскоре тут же в просторном зале место за шахматным столиком. Турнир назывался «Весенним», но начался в первых числах июня 1907 года. Партнер был знаком — Василий Иванович Розанов, над ним Саша в партиях, игранных дома, имел явный перевес, но как сложится первая встреча в официальном соревновании?
Она проходила с приключениями и вызвала немало волнений у Саши Алехина. Впрочем, лучше него самого никто не расскажет о перипетиях этого поединка, а поэтому обратимся к статье Алехина, написанной много лет спустя: «Моя первая турнирная партия».
«Моя первая турнирная партия, игравшаяся в Московском весеннем турнире 1907 года, была не лучше и не хуже большинства моих партий того времени.
Дебют в течение очень многих ходов «следовал книге». Это был вариант, который я выучил наизусть. Он был основан на партии Мароци — Яновский из Лондонского турнира 1899 года, и я уже применил его до моей первой турнирной партии в одной встрече по переписке (против Манько в 1906–1907 гг.). Я решил следовать «книжному» варианту вовсе не потому, что рассчитывал получить в дебюте какое-либо, хотя бы небольшое преимущество. В то время я был слишком неопытен, чтобы судить о возможности положений равновесия или оценивать небольшие позиционные преимущества, если мне и удавалось их получить. Просто в этом случае я мог быть уверен, что не окажусь в проигрышном положении после очень немногих ходов.
Сразу после дебюта я начал «шататься» самым плачевным образом (ходы с 13-го по 20-й). Я явным образом не мог составить какой-либо план, будь то атаки или защиты. Эта часть партии (особенно ходы ферзем) несет на себе печать нервозности, возможно, простительной в новичке. Я полагаю, что многие из моих читателей, в свои ранние дни неопытности, «шатались» точно таким же образом, когда безопасные протоптанные пути оказывались позади.
Почувствовав на 21-м ходу, что нахожусь на краю пропасти, я напрягся, чтобы найти какой-нибудь спасительный ресурс в позиции, своего рода спасательный круг. И я нашел его — в форме задачной жертвы (23. Леб!!). При последующей проверке комбинация оказалась совершенно правильной во всех вариантах; даже если она и оставляла черным какую-нибудь лазейку, я уверен, что мой противник не обнаружил бы ее, настолько застал его врасплох и деморализовал мой 23-й ход.
Заключительная часть партии, начиная с 26-го хода, для мастера не представляла бы труда, но для начинающего была полна ловушек. Меня самого удивляет, как хорошо я провел эту часть. И теперь мне было бы трудно сыграть лучше.