Выбрать главу

— Разобрался с сочетанием импульс-химия-частота. В общем, я промолчал потому, что у тебя стала появляться подсознательная тенденция ожидания. Необоснованного ожидания извне всех решений, когда ты сам буксуешь. И не просто извне, а конкретно от меня.

— Ну, это где-то логично, — подумав чуть, соглашаюсь. — Было бы глупо не вводить в жизненный план такую палочку-выручалочку, как ты, если говорить о ресурсе. Коих мне сейчас очень не хватает.

— Я так тоже думал поначалу. Но у тебя стал катастрофически падать процент собственноручно принимаемых решений. На фоне…

Переругиваясь беззлобно с соседом, я с удовольствием разглядываю в окно верхнюю часть города.

Раньше так не мог. Чтоб и деньги в кармане (более чем неплохие), и гарантия от докопушек полиции в этом районе: сейчас от любой предвзятости «слуг закона» меня защищает форма (и достаточно немаленькая, по меркам моего бывшего района, сумма на счёте).

Вообще, Алекс говорит где-то здравые вещи. Когда я резко потерял всё, и одновременно появился он, я на него спроецировал все свои ожидания от… А вот тут он перечисляет долго, в каких направлениях были мои ожидания. Начиная от родителей, заканчивая нюансами нашего социального устройства.

Он говорит, что ему изнутри виднее; и что я всё больше и больше впадаю в эмоциональную (и не только) зависимость от взаимодействия с ним. Теряя способность мыслить и решать самостоятельно.

С его точки зрения, проистекающие из этого риски для моей личности так велики, что рвать ненужную зависимость надо немедленно и по живому. На своей правоте он особо не циклится, подчёркивая, что и тут может ошибаться, как всякий живой человек. Говорит, время покажет, и я позже всё сам пойму. Когда его уже не будет.

Отбросив все обиды и эмоции, я где-то с ним в итоге согласился. В первую очередь — оттого, что он не вечен в моём чипе. Рано или поздно настанет тот момент, когда он вернётся к себе домой. А мне надо будет резко начинать жить самостоятельно.

Получается, сейчас у меня вроде как неограниченный доступ в пещеру Аладдина, и пещера эта может захлопнуться в любой момент. А в роли сокровищ выступают знания и методики их наработки. Самым умным будет попытаться перегрузить оттуда к себе столь много, сколько успею.

Кстати, о пещере и Аладдине я прочёл в упражнении на очередном языке, который Алекс мне настоятельно впихивает. Позицию свою сосед обосновывает тем, что тот социум очень хорош в качестве резервной точки опоры для такого, как я. Самим тренировочным текстом является сказка, суть которой в том, что девчонка (немногим старше меня) рассказывает перед сном истории престарелому мужику-педофилу (которого надо привлекать к ответственности сразу по нескольким эпизодам. Когда я это сообщаю Алексу, он хихикает и говорит, что я хорошими темпами отрываюсь от той социальной среды, от которой он меня и сам пытается отделить).

Попутно, детская сказка служит лично мне чем-то вроде базы по страноведению того региона, но потом надо будет разобраться, насколько ещё работают описанные в сказке реалии. Впрочем, в тех местах и сейчас куча шишек на территориях имеют титулы эмиров и султанов, и власть свою передают по наследству. Дикие люди, чё. Хотя Алекс говорит, что наши выборы ничуть не лучше. И что у нас точно такие же султаны и эмиры, только передачи власти по наследству мы не наблюдаем в открытом доступе. Что не отменяет её факта.

В принципе, я уже давно согласился с Алексом; знания лишними не бывают. С мозгами в голове жить и правда намного комфортнее, взять хоть моё общение с Камилой (к которой, как оказалось, никому подкатить не удавалось).

А я с ней и «на ты» общаюсь, и по имени, и спину она мне каким-то прибором гладит… Без языка ничего б этого не было.

А Бак в короткой пояснительной записке к отправленному мне на комм материалу вообще заявил: сочетание светлой головы и железной задницы — мой единственный вариант… он не стал уточнять, чего.

От спора с Алексом и мыслей о докторе Карвальо меня вырывает установившееся, наконец, соединение и неопределённого вида мужик от сорока до семидесяти, которого можно с равным успехом принять и за нетипичного ханьца, и за экзотического нашего.

Стоп. Не мужик, собеседник. Согласившийся потратить своё время на меня. Алекс говорит, как ты думаешь, так и говоришь, и наоборот. И, вслед за Баком, категорически запрещает сквернословить.

— Ни-хао, — явно автоматически говорит мой собеседник, и я по внутренней связи искренне говорю «спасибо» Алексу.

Он расплывается от восторга, а мне тоже приятно. Что ни говори, свобода — это не только (и порой не столько) деньги. Свобода — это ещё и возможность действовать. А о какой свободе действий может идти речь, если в коммуникации ты регулярно выступаешь в роли инопланетянина? И не можешь порой элементарно пообщаться в нужном объёме с нужным человеком? Только потому, что говорит он лишь на своём родном языке, в котором ты ни ухом, ни рылом.