Выбрать главу

Вернувшись на свое место в вагоне, Алекс углубился в чтение, с удивлением отмечая, что девчонка сумела с первых страниц сделать нечто такое, что заставляло дочитать книгу до конца. Вот только главный герой… очень он смущал его, очень.

* * *

Она всегда отвратительно чувствовала себя с похмелья, что и неудивительно.

«Я безмозглая идиотка. Ну зачем вчера так напилась, скажите мне? И ведь винить некого — Марго честно пыталась прекратить безобразие, но тщетно. Когда Марго удавалось справиться со мной? Да никогда».

Она привычным жестом протягивает руку и берет костыли. После операции бывшая танцовщица Мария Лащенко смогла встать на ноги, однако ходить без подпорок пока так и не научилась. Левая нога слишком пострадала, и даже кудесник-хирург из Франции ничего не смог с этим поделать. Опираться на ногу возможно, но боли… Да, главное — вот эти ужасные боли, от которых Мария буквально лезет по ночам на стену. Собственно, и алкоголь — поэтому.

Она ковыляет к большому комоду, заменяющему ей туалетный столик. Оглядев в зеркале бледное лицо с огромными черными тенями вокруг глаз, скептически хмыкает — хороша, ничего не скажешь…

— Ты проснулась? — В дверях появляется лохматая спросонья голова Марго. Лицо чуть опухшее со сна, в руке — надкушенное яблоко.

— Проснулась.

— Что — головка бо-бо? — ехидно интересуется та, входя и заваливаясь на кровать.

— Отстань, а?

— Мэри, — Марго переворачивается на живот и, откусив от яблока, смотрит на подругу серьезно и чуть озабоченно. — Дорогая, мне очень не нравится тенденция…

Мэри разворачивается так, чтобы не видеть в зеркале укоризненного взгляда подруги и не чувствовать себя виноватой. Берет расческу, начинает раздирать спутанные волосы, и у Марго сдают нервы — она кидает яблоко на кровать, встает и отнимает расческу:

— Что ж ты делаешь-то?

Она сама осторожно водит по рыжим волосам, аккуратно разбирает прядь за прядью.

— Мэри, а ведь у тебя волосы седые появились…

— Да и черт с ними…

Марго решительно разворачивает совершенно безучастную Мэри к себе, наклоняется и шипит в самое лицо:

— Так, хватит! Что случилось вчера?

«Ну, как я скажу, что случилось? Никак…»

С того самого дня, как две русские живут в Провансе, у Мэри регулярно что-то случается. Постоянно — будто по календарю. Вчера ей вдруг позвонил Алекс. Потерявшийся почти на три месяца. Позвонил ей — а не Марго, и теперь Мэри должна сообщить подруге о звонке, но не сделает этого ни за что. Вчера она сказала ему много лишнего — и он тоже вспылил. И ударил ниже пояса — в буквальном смысле. Так и заявил: «Скажи спасибо своим костылям — я не опущусь до того, чтобы приехать и дать тебе пару пощечин. Тебя и так жизнь ударила».

Собственно, Мэри не особенно расстроилась — жизнь за год после катастрофы преподносила еще кучу сюрпризов. Слова Алекса не ранили. Но зачем Марго это знать?

— Марго… клянусь — ничего. Я работала почти до трех, потом легла…

— Ну, конечно! А перед этим ухитрилась достать из шкафа бутылку коньяка?

— Да ты ж видела!

— Видела, — согласно кивает Марго. — Но с сегодняшнего дня больше не буду видеть.

Мэри опустила глаза — значит, с сегодняшнего дня ей уже не удастся убедить Марго в том, что в состоянии «подшофе» эффективнее пишется…

За этот год с небольшим Марго сумела заменить Мэри все и всех — няньку, массажистку, врача, секретаря и агента одновременно. Если бы не Марго, никто больше не услышал бы о Мэри Кавалье, а с ее помощью она продолжала писать и издаваться. Правда, теперь во Франции.

А Марго меж тем доводит до финала гневную тираду, попутно заканчивая возиться с волосами подруги:

— И вообще. Ты в четверг ложишься в больницу, нужно закончить рукопись — а ты пьешь.

— Марго! Хватит! Я не буду дописывать эту книгу, сто раз говорила.

— Будешь.

Вот так — будешь, и все, спорить бесполезно. Но не в этом случае. Этот роман Мэри ни за что не хотела отдавать французам, просто Марго еще не была в курсе. Визит в больницу — последний, контрольный, так сказать, а потом…

Про «потом» Мэри думать боялась и не хотела. Марго настояла на их отъезде из Прованса назад, в Россию. И дом уже им не принадлежит — она продала его через то агентство, где работала сама, договорившись с новым владельцем об отсрочке переезда. Владелец, еще молодой худощавый француз по имени Люка, тихо помешанный на Японии, узнал в Мэри авторшу двух нашумевших во Франции детективных романов, залебезил и сообщил, что он не торопит, девушки могут жить здесь, сколько потребуется.