— Тебе, а не мне стоило бы родиться ее сыном, — заметил однажды Камиль.
— Это было бы низко, — пробормотал в ответ Арман, не лишенный чувства юмора.
Когда Камиль оставил работу, Арман, как и другие сослуживцы, навещал его в клинике. Он обычно ждал, пока кто-нибудь его подвезет, чтобы не платить за проезд, и всегда являлся с пустыми руками, объясняя это сотнями разнообразных причин. Такой уж он был, Арман. Однако то, что случилось с Камилем, потрясло его не на шутку. Его сострадание было совершенно искренним. Так почти всегда бывает — вы годами работаете с одними и теми же людьми, а потом выясняется, что вы их почти не знаете. Когда неожиданно происходит какой-то несчастный случай, семейная драма, болезнь, смерть — вы понимаете, что ваши представления об этих людях по большей части сложились из каких-то случайных обрывков информации. Арман обладал душевной щедростью, пусть даже поначалу это открытие казалось нелепостью, почти безумием. Конечно, это проявлялось не в денежных затратах и ничего ему не стоило, но у него было большое сердце. В отделе, разумеется, никто в это не поверил бы — если бы Камиль поделился своим неожиданным открытием с сослуживцами, над ним хохотали бы все, у кого Арман то и дело одалживался по мелочам — или, говоря короче, попросту все.
Когда Арман навещал его в клинике и Камиль давал ему денег, чтобы он принес газету, журнал или пару стаканчиков кофе из автомата, тот оставлял себе сдачу. А когда он уходил, Камиль видел в окно, как он стоит на парковке и терпеливо дожидается, чтобы кто-нибудь подвез его до такого места, откуда можно будет дойти до дома пешком.
А все-таки встреча после четырехлетней разлуки причиняла ему боль. Хотя с этого момента, в сущности, почти вся изначальная команда была в сборе, не хватало лишь Мальваля. Выгнанного из полиции после долгого служебного расследования, тянувшегося несколько месяцев. Что-то теперь с ним стало… Камиль предполагал, что Луи и Арман видятся с ним время от времени. Но сам он не мог.
И вот они втроем стояли перед огромным планом Парижа, не говоря ни слова, — можно было подумать, что они собрались здесь для безмолвной общей молитвы. Наконец Камиль, сбросив оцепенение, указал на план.
— Ладно. Луи, действуем как договорились. Ты займешься поисковыми группами. Прочешите все мелким гребнем.
Затем повернулся к Арману:
— А тебе, Арман, остается белый фургончик самого обычного вида, с самыми обычными шинами, и обычный ресторан, где подают ничем не примечательную еду, — там в последний раз ужинала жертва… Да, и еще билетик на метро… Как видишь, у тебя большой выбор.
Арман невозмутимо кивнул.
Итак, ключевые задачи были распределены.
Осталось продержаться один день до возвращения Мореля.
9
В первый раз, когда он вернулся, сердце подскочило у Алекс в груди. Она услышала его, хотя не нашла в себе сил повернуться и посмотреть. Шаги у него были тяжелые и разносились эхом, словно сигналы приближающейся угрозы. Алекс представляла себе его появление вот уже много часов. Она видела себя истерзанной, изнасилованной, убитой. Она почти воочию видела, как клетка опускается, чувствовала, как человек хватает ее за плечо, вытаскивает наружу, хлещет по щекам, избивает, овладевает ею, подвергает пыткам и наконец убивает. Как и обещал. «Я хочу посмотреть, как ты будешь подыхать, грязная шлюха». Когда женщину называют грязной шлюхой, это означает, что ее хотят убить, разве нет?..
Этого еще не произошло. Он ее пока не тронул — но, возможно, только потому, что хотел сначала изнурить ее ожиданием. Помещение в клетку означало дополнительное унижение, низведение до уровня животного, четкую демонстрацию того, кто здесь хозяин. Поэтому он и бил ее с такой жестокостью… Эти мысли и еще сотни других, не менее ужасных, неотвязно преследовали ее. Смерть была не самым страшным. Но вот ожидание смерти…
Алекс несколько раз обещала себе запоминать, в какие моменты он появлялся и что обычно этому предшествовало, но все признаки быстро путались у нее в голове. Утро, день, вечер, ночь превратились в единый непрерывный временной поток, в котором ей было все труднее отслеживать какие-то изменения.