Капа становился все увереннее в себе, у него росло самомнение. Он появлялся на публике в разных, но всегда элегантных образах: например, в соломенной шляпе, сверкающем смокинге, начищенных черных ботинках, с тростью, надушенный парфюмом высшего сорта. В его серо-зеленых глазах сквозила уверенность, свойственная молодости и амбициям. Никто не видел его неряшливым, в помятом, ненаглаженном пиджаке или с неумело завязанным галстуком, тогда как Алехин позволял себе в этом смысле некоторую небрежность. Капабланка любил высший свет, не позволял себе опускаться ниже определенного уровня. Его все чаще звали к себе известные деятели культуры, а женщины бросали на него влюбленные взгляды. Кубинец не боялся ничего нового: так, однажды он взялся за перо и начал за деньги освещать шахматные события, оттачивая свои литературные способности. В будущем его заметки стали появляться в крупнейших изданиях, он даже сам писал статьи о своем матче с Алехиным, умудряясь находить на это время в перерывах между партиями!
Вскоре после разгрома Маршалла выяснилось, что Капабланка не мог себя величать новым чемпионом США, поскольку у него отсутствовало соответствующее гражданство. Но не только поэтому: формально Маршалл тоже не был «звездно-полосатым» чемпионом, когда они играли матч. В этом запутанном деле стал разбираться адвокат и шахматист Уолтер Пенн Шипли, впоследствии заявив, что юридически титул вообще-то принадлежал Льву из Кентукки, владельцу роскошной шевелюры Джексону Шовальтеру. У того корону однажды забрал Пильсбери, но позже потерял ввиду смерти. В результате всех этих разбирательств в интервью журналуAmerican Chess Bulletin Капабланка… провозгласил себя лучшим шахматистом не США, а Нового Света!
В конце 1909 года Маршалл официально все-таки стал чемпионом США, обыграв в матче давно отошедшего от дел Шовальтера и слегка восстановив свое реноме. Кроме того, на турнире 1911 года в Сан-Себастьяне Капабланка наглядно всем показал, что Маршалл проиграл не просто сильному шахматисту – гениальному! В Испании собрались все сливки шахматного мира, кроме чемпиона Ласкера. Например, приехал второй игрок в мире после короля, экс-претендент на титул немец Карл Шлехтер. Всего за год до Сан-Себастьяна он почти обыграл чемпиона в матче, до последней партии лидируя в счете, однако тот чудом свел поединок к спасительной для себя ничьей.
Когда Капа впервые отправился в Европу на международный турнир, там на него смотрели, как на выскочку. Нужно было минимум дважды становиться призером на представительных турнирах, чтобы иметь право биться с лучшими, а у кубинца имелись в активе только матч с Маршаллом да сотни выставочных партий, пусть и с феноменальным процентом побед. Но в Сан-Себастьяне его очень ждали – все-таки, хоть он и считал родиной Кубу, в нем текла испанская кровь.
Существует легенда (официально не подтвержденная), будто Осип Бернштейн и Арон Нимцович потребовали исключения Капы из списка участников турнира в Сан-Себастьяне4. Они выразили свои претензии по этому поводу организатору соревнований Жаку Мизесу. Хосе Рауль в первом же туре сокрушил Бернштейна на пути к своей великой победе, причем кубинцу даже выдали специальный приз за блестящую игру, проведенную против уроженца Житомира, – 500 золотых франков (за общую победу Капа получил 5000). Нимцовича, разумеется, Капа тоже победил.
До Капабланки только Пильсбери побеждал на первом же турнире топ-уровня. Успех юноши так всех впечатлил, что о нем заговорили как о явном претенденте на титул чемпиона мира, наравне с Акибой Рубинштейном – единственным человеком, которому он проиграл тогда в Испании. Последний, наблюдая за играми Капабланки, сказал ему, что никто не может сравниться с ним по тактике, хотя, будучи крайне нелюдимым (например, во время партий после своего хода он предпочитал отходить куда-нибудь подальше, дожидаясь ответа), редко заговаривал с другими шахматистами. «Это стало явным доказательством его скромности», – сказал Капа5.