Баден-Баден вообще не жаловал русских: появлялось все больше призывов устроить в их диаспоре погром. В немецкой печати даже пошли разговоры о том, чтобы выслать всех русских в Восточную Пруссию для осушения болот. «Наглость немцев дошла до того, что из окон наших комнат вывешивали флаги, украшение города в дни побед, сообщаемых услужливым агентством Вольфа», – сокрушался Алехин.
Возможность освободить себя из возмутительного плена шахматист получил, лишь когда немцы решили не задерживать более непригодных для военной службы русских. Несколько дней он отказывался от приемов пищи и на медосмотре убедил врача, что находится при смерти, – только тогда ему разрешили отправиться в Швейцарию (по словам Алехина, кроме него из 10 русских шахматистов отпустили только Петра Сабурова и Федора Богатырчука). «Сегодня еду в Москву с тем, чтобы уже больше никогда в моей жизни не ехать в ту страну, где мне пришлось перетерпеть столько страданий и лишений», – такими словами Алехин завершил свое интервью для «Вечернего времени».
Позже он написал Капабланке о своих злоключениях в Германии, уверив его, что дважды был на волосок от смерти. То была дружелюбная переписка, ведь отношения шахматистов еще оставались доверительными.
Снова долго радоваться Алехину не дали – умерла мать Анисья Ивановна.
С матерью у Алехина сложились непростые отношения. Они совсем мало общались на этапах его взросления, хотя именно Анисья Ивановна приучила сына к величайшему пристрастию его жизни – шахматам. Вот только личное пристрастие самой женщины оказалось для нее пагубным. И не только для нее, но и для всех членов семьи.
Широко распространена версия, что мать Алехина страдала от алкоголизма. Например, об этом упоминал патриарх отечественных шахмат Юрий Авербах в интервью газете «Спорт-Экспресс»: «Мать будущего чемпиона мира лечилась от алкоголизма, часто уезжала за границу, и Александр фактически воспитывался бабушкой»2.
Альтернативной причиной того, почему она слишком часто скрывалась в своей комнате, когда к Алехиным приходили гости, называют морфинизм. Одноклассник гениального шахматиста Павел Попов писал: «В доме Алехина я бывал очень часто, но мать никогда не видел. Она почти не выходила за пределы своей спальной. Обычно говорилось, что она больна. Впоследствии я узнал, что она – безнадежная морфинистка»3.
Любимый писатель Алехина – Чехов – тоже оказался в плену зависимости, когда умирал от туберкулеза. Ему прописывали массу «лекарств», в том числе опиум и героин – тогда это считалось нормой. И еще ему давали морфий – сильнейший анальгетик, подавляющий чувство сильного физического дискомфорта и болей психогенного происхождения… Когда Чехову становилось плохо, родственники впрыскивали все новые и новые дозы, и он чувствовал облегчение – наркотик снимал боль. Тогда методы лечения сильно отличались от современных, и больные, которым давали морфий, нередко получали зависимость, с которой впоследствии не могли справиться.
Еще один писатель того времени, Михаил Булгаков, тоже подсел на морфий: ему прописали наркотик… как средство от аллергии. А потом Булгаков написал рассказ «Морфий», в котором поделился своим опытом наркозависимости. Его герой, врач, вроде бы умный человек, знакомый с механизмом воздействия сильнодействующих препаратов на мозг пациентов, стал наркозависимым и на протяжении всего рассказа пытался себя успокоить, что ничего не происходит, он вот-вот оправится, хотя на самом деле уверенным шагом направлялся к бездне. Однажды он преступил черту, начал совершать злодеяния, но какой-то голосок нашептывал вновь и вновь, что все еще можно поправить, поэтому сегодня-завтра следует впрыснуть новую дозу, а уже потом, как схлынет кайф, разбираться с жизнью. Этот предательский «голосок» всегда звучит в головах наркоманов и не дает возможности снова контролировать свою жизнь. Пожалуй, нет рассказа, который бы лучше описывал патологическую зависимость от морфия.
Не только одноклассник Алехина Павел Попов, но и алехиновед Александр Котов утверждали, что Анисья Ивановна пыталась справиться с зависимостью от наркотика. Если это так, можно представить, каково было Алехину видеть ее в таком состоянии, понимать, что это неизлечимо, а все попытки помочь разбиваются о непреодолимую тягу. Тяжело, невозможно бороться с тем, что возвращается вновь и вновь, даже если ты поклялся никогда больше не употреблять. Зависимость слишком велика, чтобы уметь отказаться…
В Висбадене мать Алехина снова оказалась в обществе врачей. По сути, шахматист приезжал к матери, чтобы попрощаться. С ней рядом также находился его отец, прекрасно понимавший, насколько все плохо. С началом войны немцы интернировали супругов в Висбадене, и пришлось долго возиться с бумагами, чтобы выбить Анисье Ивановне столь необходимую ей поездку в Базель. Год швейцарские врачи сражались за нее, но в 46 лет Анисья Ивановна скончалась – как обычно говорится в таких случаях, «после долгой и продолжительной болезни». Панихиду по почившей совершили 31 декабря 1915 года в церкви при доме Воронежского губернского дворянства.