1) тихогенетический (эволюция на основе случайных, непредвидимых мутаций);
2) номогенетический (наличие твердых законов развития и ограниченности формообразования);
3) эктогенетический (внешние по отношению к организмам факторы);
4) телогенетический (активная адаптация организмов) [52, с. 54].
Это сочетание компонентов, или факторов эволюции, предложенное Любищевым, не вполне выдержано логически (наблюдается некоторое перекрытие ими друг друга). К тому же не вполне понятно, что конкретно он имеет в виду под тихогенетическим компонентом.
Естественный отбор как фактор эволюции Любищев признавал, но считал его "великим Разрушителем, но очень слабым Созидателем" [64, с. 80]. Сторонники селекционизма (или СТЭ) связывают филогенетическую радиацию с появлением новых экологических ниш, ненасыщенных жизненных пространств. В этом случае усиление формообразования объясняют "недостаточной конкуренцией, т. е. ослаблением естественного отбора. Таким образом, наиболее "понятная" форма радиации связана с ослаблением того фактора, который современная "синтетическая" теория эволюции считает ведущим. Можно вспомнить старую поговорку "чем черт не шутит, пока бог спит" и модернизировать ее, принимая во внимание, что естественный отбор в мировоззрении неодарвинистов исполняет обязанности всемогущего бога: "чего только автогенез и номогенез не производят, пока естественный отбор спит"" [58, с. 19]. Естественный отбор, по Любищеву, играет роль стабилизатора, фактора, способствующего регрессу и некоторым идиоадаптациям, бракера и "квартирмейстера". В подобных ролях, считал он, естественный отбор выступает и в неорганическом мире [63].
Будучи сторонником номогенеза, Любищев предъявлял серьезные претензии номогенетической концепции Берга, в которой он видел три главных недостатка. Об одном (нерасчлененность понятия номогенез) мы уже говорили. Другие два недостатка — "непонимание необходимости полного пересмотра наших представлений о форме системы" [58, с. 26] и неверная связь учения о номогенезе с проблемой целесообразности. К последней Любищев после статьи 1925 г. возвращался неоднократно и посвятил ей большую рукопись. В опубликованных статьях он касался проблемы целесообразности лишь попутно с другими вопросами [50, 58, 63, 67, 72].
А. А. Любищеа 1910-е годы.
Пермь, университет (1922 г.). Сидят (слева направо): В. Н. Беклемишев, А. О. Таусон, Д. М. Федотов, —, А. А. Любищев; стоят: —, —, Г. М. Фридман, Б. В. Властов, Д. Харитонов, П. Г. Светлов, уборщица лаборатории.
А. А. Любищев на энтомологической экскурсии. Ловля земляных блошек ("кошение"). Ульяновск, 1964 г.
Владимир Николаевич Беклемишев.
Ольга Петровна Орлицкая, жена А. А. Любищева.
А. А. Любищев у себя дома в кабинете. Улъяновск, 1965 г.
А. А. Любищев и О. П. Орлицкая, Ульяновск, 1962 г.
Проанализировать представления Любищева о целесообразности в рамках настоящей главы совершенно невозможно. Отметим только, что если в статье 1925 г. он считал эту проблему второстепенной, то в рукописи 1946 г. и более поздних работах его позиция несколько изменилась. Любищев пришел к выводу, что эволюцию нельзя считать полностью неадаптивной, но и неверно рассматривать организм лишь как комплекс адаптаций. Роль неприспособительного (ателического) компонента в эволюции гораздо больше, чем считал Дарвин и считают его последователи. Необходимо различать целесообразность (как синоним полезности) и активное приспособление, граничащее с целеполаганием. В природе есть и то, и другое. Любищев упоминает решение схоласта Иоанна Скотта (Johannus Duns Scotus), принимавшего творческие агенты в природе "помимо Бога, несозданного Творца". "Но наука не может допускать существования реальных целеполагающих агентов! А почему нет? Мы, человеческие существа, несомненно являемся целеполагающими агентами. Если мы примем, что только человек имеет истинное сознание, а все животные — чистые машины, мы возвращаемся к концепции Декарта..." [64, с. 80].
Разбирать остальные перечисленные выше пары антитез мы не будем, тем более что Любищев высказывался о них довольно кратко. Отметим лишь, что он придавал большое значение симбиогенезу как фактору эволюции. Симбиогенез был для него прекрасным доказательством полифилетической эволюции, демонстрировал сальтационную эволюцию и свидетельствовал о том, что не только борьба, но и взаимопомощь является фактором прогресса. Любищев глубоко симпатизировал учению П. А. Кропоткина о взаимопомощи и солидарности как факторах эволюции в живой природе и обществе.