Полностью склонить Софью к сотрудничеству чекистам не удалось, но они все-таки добились от нее /в обмен на освобождение, состоявшееся 22 октября 1920 года/ написания записки Антонову с просьбой встретиться в Тамбове, в доме ее матери на Красной улице. Так как выпускать жену Александра Степановича из Тамбова чекисты сочли нерезонным, то разыскать Антонова и передать ему записку было "доверено" .сестре Софьи, Клавдии Алексеевне Латышевой, что та и сделала. Однако Антонов на встречу с женой не поехал, а отделался короткой ответной запиской, в которой слегка пожурил свою Соню за необдуманную попытку оторвать его от руководства восстанием в столь напряженный момент. Антонов написал также, что о его приезде в Тамбов "и речи быть не может", ибо "кругом война, за которую в некоторой степени ответственность ложится на меня".
Естественно, что эта неудача чекистов не остановила. В марте 1921 года за поимку Антонова взялась уже ВЧК, вернее, ее отдел по борьбе с контрреволюцией, возглавляемый небезызвестным Тимофеем Петровичем Самсоновым. Зная, что Тамбовская губчека массовыми арестами "подозрительного элемента" в Тамбове в сентябре 1920 года /в числе арестованных оказался и шурин Антонова – А. А. Боголюбский/ окончательно оборвала и без того слабые связи антоновцев с партиями правых и левых эсеров. Самсонов решил на этом сыграть и выманить Антонова в Москву, на якобы созываемый там съезд руководителей повстанческих армий и крупных отрядов из разных регионов страны для координации дальнейшей борьбы с большевиками.
К этой операции ВЧК были подключены тамбовские и воронежские чекисты, а главным ее действующим лицом стал бывший видный функционер Рязанской и Воронежской эсеровских организаций Евдоким Федорович Муравьев, засланный к антоновцам под видом члена ЦК партии левых эсеров. Полтора месяца он находился в стане тамбовских мятежников и навредил им основательно. Помимо добытой им ценнейшей разведывательной информации о 2-й антоновской армии, в зоне действия которой он находился, Муравьев в самом конце июня 1921 года отправил в Москву, прямо в руки ВЧК, резидента антоновцев в Тамбове Дмитрия Федоровича Федорова, руководителя повстанческой контрразведки Н. Я. Герасева, заместителя Антонова по Главоперштабу Павла Тимофеевича Эктова, главного антоновского агитатора Ивана Егоровича Ишина и группу из восемнадцати повстанцев, направленную якобы в Тулу за оружием и арестованную в Москве при переходе с Павелецкого вокзала на Курский. Все эти арестованные /за исключением Эктова, согласившегося сотрудничать с чекистами / в конце июня были расстреляны как "неисправимые враги Советской власти". Через год П. Т. Эктов был застрелен неизвестным в Тамбове прямо на улице.
Эта четырехмесячная операция ВЧК, проходившая под личным контролем Ф. Э. Дзержинского, была, безусловно, успешной, хотя главная ее цель – поимка А. С. Антонова – так и не была достигнута.
Думается, было бы наивным полагать, что в поисках Антонова чекисты не пытались использовать его родственников. Например, жену Софью, которую по приказу Самсонова вновь арестовали в Тамбове 26 марта 1921 года и отправили в Москву, в ВЧК. Кстати, там же оказался и ее ранее арестованный брат, Александр Боголюбский. Склонили ли их чекисты к сотрудничеству? Увы, ответ на этот вопрос находится в пока недоступном автору Центральном архиве ФСБ РФ. В порядке же информации к размышлению приведем здесь три уже установленных на сегодня факта: 1/ в декабре 1921 года находившаяся в Бутырской тюрьме в Москве жена Антонова провела шестидневную голодовку; 2/ 29 марта 1922 года ее неожиданно освободили и уже на следующий день, вместе с братом, отправили в Тамбов; 3/ судя по материалам судебного процесса над партией эсеров, проходившего в Москве летом 1922 года, Александр Боголюбский полностью раскаялся в своих эсеровских грехах и дал обширные показания по связям эсеров с антоновщиной и самим Антоновым.
Близилось лето 1922 года, а тамбовским чекистам все никак не удавалось найти хоть какой-нибудь след Антонова. Но вот в начале мая чекистские сердца взволнованно забились. Это случилось после того, как из Борисоглебска в Тамбов, а оттуда в Москву лавиной пошли "срочные, вне всякой очереди" совершенно секретные шифротелеграммы. А начало этой лавине положило донесение секретной сотрудницы ГПУ "Мироновой" главе борисоглебских чекистов Чупрову. В своем сенсационном донесении от 7 мая 1922 года "Миронова" /Александра Гавриловна Кудрявцева/ писала:
"Сообщаю, что 5 мая с. г. утром часов в 11 по дороге из Грибановки в Борисоглебск я встретила у второго кордона от Грибановки в Борисоглебск переодетого типа, в котором узнала главаря банд Антонова, который шел на базар в Борисоглебск и нес для продажи картофель. Он шел вместе с женщиной, которая назвала себя его сестрой и которая на него очень похожа. Потеряла я его в Борисоглебске вблизи ардома /арестного дома, тюрьмы. – В. С/, когда они повернули на базар. В разговоре со мной они выдавали себя за проживающих в с. Алексеевка беженцев Саратовской губернии, причем говорили, что из города возвратятся опять в Алексеевку /верст 40 от Борисоглебска/…
Разговаривала я больше с сестрой, т. к. Антонов от разговора воздерживался и отделывался односложными фразами и, как видно, меня узнал, стараясь это скрыть, и старался прищуривать глаза при улыбке. Мне бросились в глаза два сломанных зуба. Одного совсем нет, а другой – половина. Точно также, как это было и тогда, когда я знала его в банде. Выговор оба старались изменить на малороссийский. Остановиться они предполагали на одном из постоялых дворов, т. к., по их словам, квартиры у них в городе нет".
Не отреагировать на такое сообщение было нельзя, и уже 9 мая похожие на Антонова и его сестру мужчина и женщина были разысканы и арестованы милицией в Алексеевке, а вечером следующего дня выдворены в Борисоглебскую тюрьму.
На первом же допросе арестованный мужчина на торжествующий вопрос чекистов "Ну, что, Антонов, – попался?" раздраженно ответил по-украински: "Який я вам Антонов? Я – Коваленко!" Услышав такой ответ, чекисты, вероятно, лишь саркастически усмехнулись. И было отчего: имевшаяся у них фотография Антонова убийственно свидетельствовала если не о полной идентичности арестованного Коваленко и разыскиваемого Антонова, то уж во всяком случае о их поразительнейшем сходстве /в чем автор этих строк убедился лично/. Сходились и все остальные приметы: рост, цвет волос и глаз, овал лица и т. д. Мало того, налицо были и две известные приметы: отсутствие двух зубов в верхнем ряду и шрам на голове – след пулевого ранения, полученного Антоновым 6 июня 1921 года в бою под пензенским селом Чернышево. Правда, было и одно обстоятельство, несколько смущавшее борисоглебских чекистов – внешне арестованный Коваленко выглядел лет на 45, в то время как Антонову еще не исполнилось и тридцати трех. Впрочем, это расхождение в летах легко можно было объяснить тяжелыми условиями подполья, в которых прошел последний год жизни Антонова.
Тем не менее, казалось бы намертво припертый к стенке арестованный мужчина продолжал упорно твердить /на смеси русского и украинского языков/, что он вовсе не Антонов, а Андрей Ильич Коваленко – крестьянин села Еловатка Самойловской волости Еланского уезда Саратовской губернии, вынужденный из-за разразившегося в Поволжье голода податься вместе со своей младшей сестрой Феклой в относительно сытый Борисоглебский уезд, где они вот уже четыре месяца проработали за харчи и кров у богатых крестьян сел Алексеевка и Александровка Мало-Грибановской волости. А злополучный шрам на голове, утверждал Коваленко, появился у него еще лет семь назад, при падении на лед с необъезженной лошади.