Выбрать главу
Если плач — не жалели соли мы. Если пир — сахарного пряника. Звонари черными мозолями Рвали нерв медного динамика.
Но с каждым днем времена меняются. Купола растеряли золото. Звонари по миру слоняются. Колокола сбиты и расколоты.
Что ж теперь ходим круг-да-около На своем поле, как подпольщики? Если нам не отлили колокол, Значит здесь время колокольчиков.
Зазвенит сердце под рубашкою. Второпях врассыпную вороны. Эй, выводи коренных с пристяжкою И рванем на четыре стороны.
Но сколько лет лошади не кованы, Ни одно колесо не мазано, Плетки нет. Седла разворованы. И давно все узлы развязаны.
А на дожде — все дороги радугой. Быть беде. Нынче нам — до смеха ли? Но если есть колокольчик под дугой, Значит все. Заряжай, поехали!
Загремим, засвистим, защелкаем! Проберет до костей до кончиков. Эй, братва, чуете печенками Грозный смех русских колокольчиков?
Век жуем матюги с молитвами. Век живем хоть шары нам выколи. Спим да пьем сутками и литрами. Не поем. Петь уже отвыкли.
Ждали. Ждем. Все ходили грязные[29]. Оттого сделались похожие. А под дождем оказались разные. Большинство — честные, хорошие.
И пусть разбит батюшка Царь-колокол, Мы пришли с черными гитарами. Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл Околдовали нас первыми ударами.
И в груди — искры электричества. Шапки в снег. И рваните звонче-ка Рок-н-ролл — славное язычество[30]. Я люблю время колокольчиков.

Сентябрь 1984

(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)

Минута молчания

Легче, чем пух, камень плиты. Брось на нее цветы. Твой player гоняет отличный рок, Но зря ты вошел с ним за эту ограду. Зря ты спросил, кто сюда лег. Здесь похоронен ты. Это случилось в период мечты Стать первой звездой своего хит-парада.
Я жил радостью встреч И болью прощания. Смотри на меня. Ведь мы говорим, значит можем петь песни.
Постой! Нас может сжечь Минута молчания. Не бойся огня. Ведь, если сгорим, значит Снова воскреснем.
Твой Телекастер красив, как кастет. Но твой микрофон, как кляп. И кто сосчитал, сколько монет Брошено мимо протянутых шляп.
Несколько лет, несколько зим... Ну, как ты теперь, звезда? Несколько Лен, несколько Зин И фото в позавчерашней газете...
Но чем пахнет вода В твоем роскошном клозете? Ты спекулируешь сказкой О лучших мирах, Нуждаясь в повышенной дозе наркоза.
И вновь прячешь свой прах В стандартной кассете. Я вижу, как ложь превращается в страх, И это логичная метаморфоза.
Ты продаешь радужный грим. Ты покупаешь дым. Скучно дразнить мертвого льва И пить с тобой спирт из высоких фужеров.
Ты не поймешь меня. Ты не шагнешь Через себя к себе. Так не лги о борьбе — Велики все слова Тебе — лилипуту в стране Гулливеров.
Забудь боль наших встреч И радость прощания. Я вижу, огню больше нечего сжечь. Тебе, как обычно, пора на конвейер. И все же попробуй сберечь Минуту молчания. Но ты бросишь цветы На край могильной плиты. Потом улыбнешься и включишь свой player.

Сентябрь 1984

(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)

Осень

Ночь плюет на стекло черным. Лето прошло. Чёрт с ним. Сны из сукна. Под суровой шинелью Спит северная страна. Но где ты, весна? Чем ты сейчас больна?
Осень. Ягоды губ с ядом. Осень. Твой похотливый труп рядом. Все мои песни июня и августа Осенью сожжены. Она так ревнива в роли моей жены.
вернуться

29

В более поздней редакции — «Долго ждем. Все ходили грязные».

вернуться

30

В более поздней редакции — «Свистопляс — славное язычество».