Выбрать главу
На песке расползлись И червями сплелись Мысли, волосы и нервы.
Это — мертвый сезон. Это все, что нам осталось. Летаргический сон, Унизительный, как старость.
Пять копеек за цент — Я уже импотент, А это больше, чем усталость.
Девяносто заплат... Блю-джинс добела истерты. А наших скромных зарплат Хватит только на аборты.
Но, как прежде, звенят И, как прежде, пьянят Примитивные аккорды.
Час прилива пробил. Разбежались и нырнули. Кто умел — тот уплыл. Остальные — утонули.
А мы с тобой отползли И легли на мели Мы в почетном карауле.

1984

(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)

Толоконные лбы

Толоконные лбы! Кто из нас смог разобраться, Где храм, а где хлам? В этом городе жуткий насморк, Носовые платки по углам.

Лето-осень 1984

(Приводится на основании фонограммы 17–19 сентября 1984)

Дым коромыслом

Голоден стыд. Сыт азарт. Динамит да фитиль вам в зад! Сырые спички рядятся в черный дым. Через час — бардак. Через два — бедлам. На рассвете храм разлетится в хлам. Но мы не носим часы. Мы не хотим умирать И поэтому даже не спим.
А когда не хватает сил, Воруем сахар с чужих могил. И в кровь с кипятком Выжимаем лимон греха. И дырявые ведра Заводят песни О святой воде и своих болезнях. Но — слава Богу! — все это исчезнет С первым криком петуха.
Дым. Дым коромыслом! Дым над нами повис. Лампада погасла. И в лужице масла Плавает птичий пух. Дым. Дым коромыслом! Дым. Дым коромыслом! Дай Бог нам понять Все, что споет петух.
В новостройках — ящиках стеклотары Задыхаемся от угара Под вой патрульных сирен в трубе, В танце синих углей. Кто там — ангелы или призраки? Мы берем еду из любой руки. Мы не можем идти, Потому что дерьмо После этой еды, как клей.
Дым. Дым коромыслом! Дым. Дым коромыслом! Музыкант по-прежнему слеп, Снайпер все так же глух. Дым. Дым коромыслом! Дым. Дым коромыслом! Дай Бог нам понять Все, что споет петух.
Ох, безрыбье в речушке, которую кот наплакал! Сегодня любая лягушка становится раком И, сунув два пальца в рот, Свистит на Лысой горе. Сорви паутину! Здесь что-то нечисто! Но штыками в спину — колючие числа. И рев моторов в буксующем календаре.
И дым. Дым коромыслом. Дым.
Дым коромыслом. Дым.
Дым коромыслом.
Дым.

Январь 1985

(Приводится по изданию: «Александр Башлачёв. Стихи». М.: Х. Г. С., 1997)

Ржавая вода / Песня ржавой воды

Красною жар-птицею, салютуя маузером лающим, Время жгло страницы, едва касаясь их пером пылающим. Но годы вывернут карманы — дни, как семечки, валятся вкривь да врозь. А над городом — туман.. Худое времечко с корочкой запеклось.
Черными датами а ну, еще плесни на крышу раскаленную Лили ушатами ржавую, кровавую, соленую. Годы весело гремят пустыми фляжками, выворачивают кисет. Сырые дни дымят короткими затяжками в самокрутках газет.
Под водопадом спасались, как могли, срубили дерево. Ну, плот был что надо, да только не держало на воде его. Да только кольцами года завиваются в водоворотах пустых площадей. Да только ржавая вода разливается на портретах великих дождей.
Но ветки колючие обернутся острыми рогатками. Да корни могучие заплетутся грозными загадками. А пока вода-вода кап-кап-каплею лупит дробью в стекло, Улететь бы куда белой цаплею! — обожжено крыло.
Но этот город с кровоточащими жабрами надо бы переплыть... А время ловит нас в воде губами жадными. Время нас учит пить.