А то, что было где-то впереди,
То ни на шаг к тебе не приближалось.
Но торопиться некуда, казалось,
Ты это без конца себе твердил.
Чего ты ждал? Того ли ты достиг?
Плетёшься ты среди таких же ждущих.
И ненавидишь впереди идущих,
И презираешь всех, кто позади.
От солнца ты спешишь укрыться в тень.
И кутаешься, если дует ветер,
И вот уж вечер. Разве ты заметил,
Как он прошёл, единственный твой день?
1979
(Приводится по рукописи)
«Давно погашены огни...»
Давно погашены огни,
Но в зале старом
Тот музыкант не положил гитару...
Он просто не заметил,
Как они
Ушли, те двое-трое зрителей
Случайных...
Но ты, шагая сквозь свою пустыню,
Услышал, как к шагам твоим печальным
Вдруг примешался одинокий блюз...
Танцуй, танцуй свой одинокий блюз,
Танцуй, пока не свалишься однажды,
Танцуй, танцуй свой одинокий блюз,
Танцуй, пока не свалишься однажды...
Тогда тот музыкант неслышно встанет,
Раскланяется грустно — и растает...
И всё ж, пока бредешь через пустыню
Танцуй, танцуй свой одинокий блюз,
Танцуй, танцуй, пока не свалишься однажды...
1980 (?)
(Приводится по авторской распечатке)
«Ах, до чего ж веселенькая дата!..»
Ах, до чего ж веселенькая дата!
В углу притих парящий на весу
Мой добрый Ангел. Словно виноватый
Смущенно ковыряется в носу.
Налью ему. Что на него сердиться?
У нас с ним, право, общая беда.
Совсем не там нам привелось родиться.
А если там — то, значит, не тогда.
Здесь тупиком кончается дорога.
Любого цвета флаг повесьте на сарай —
В нем все равно и пыльно, и убого.
Здесь скучно. Самого занюханного бога
Не привлечет наш неказистый рай.
Давным-давно здесь время захромало.
С тех пор любому в голову стреляй —
Увидишь сам — прольется слишком мало
Холодного, густого киселя.
Бездарный повар, принявшись варить
Его, не справился с упрямыми комками.
И вот уже давно погасло пламя.
И некому дровишек нарубить.
Здесь нет дождя. Бывает просто сыро.
Здесь неба нет, а только кислород.
Давным-давно — слыхали? — пятая часть мира
Превращена в бесплодный огород.
Здесь нет цветов, конечно, никаких.
Здесь, правда, вызревают помидоры,
Которым пятки чешут сорняки,
И по утрам слагают гимны хором.
...Кричать! Куда там... Не хватает голоса.
Нелепо и ужасно тяжело
Себя за коротко постриженные волосы
Тянуть из вязких и гнилых болот.
1980
(Приводится по рукописи)
Ничего не случилось[1]
Я сегодня устал. Стал сегодня послушным.
Но не нужно похвал равнодушных и скучных.
И не стоит труда ваша праздная милость
Что со мной? Ерунда... Ничего не случилось.
Цепи долгого сна неразрывны и прочны.
И в квадрате окна ночь сменяется ночью.
В этом медленном сне мне единой наградой
Всех лежачих камней пересохшая правда.
Мелко тлеет костер... Наконец, я спокоен.
Пыль надежд моих стер я холодной рукою
И заснул до утра. А наутро приснилось,
Все, что было вчера, да со мной
Не случилось.
1981
(Приводится по рукописи, 1981)
«Оковы тяжкие упали...»
Оковы тяжкие упали
Темницы рухнули — и вот
Открылись голубые дали
Всем, кто кривил в присягах рот.
Октябрьский ветер пел недолго,
Недолго ветер ликовал.
Церквям — пожар, поэтов — в Волгу
И новый царь к кормилу встал.
Он не в короне, а в фуражке
Во лбу не бриллиант — звезда
И в той метели новой, страшной
Волками выли поезда.
Россия, бедная Россия!
Как часто мы с тобой вдвоём
Ломаем руки от бессилья
И водку пьем...