Александр продолжал в своем письме Сергею Нохрину: «Нет смысла жить и нет смысла умирать. Извини, но шутить просто некогда... Единственное, чего мы хотим, — это увидеть тебя, мой друг, в это воскресенье с бутылочкой в кармане. В воскресенье здесь хорошо — начинаешь замечать красоты леса, слышать пение птиц». Позже Александр расскажет маме, что однажды во время учений они выкопали на полигоне неразорвавшийся снаряд. Вспоминает Василий Нелюбин: «Саша тяжело переносил «тяготы и лишения армейской службы»: ежеутренние кроссы, копание окопов, марш-броски... Тем не менее он продержался почти месяц и даже принял присягу. Но в конце июня он обратился к врачам, и его отправили в Свердловск на комиссию... Ему поставили диагноз «маниакально-депрессивный психоз» и дали отсрочку от армии. Думаю, что никакой психической болезни у него не было, просто он «откашивал» от службы после того, как не смог с первого раза поступить на журфак Ленинградского университета. Тем не менее его комиссовали, и весь остаток лета он жил в Свердловске и амбулаторно посещал врачей». В письмах родителям Александр писал, что заболел и лечится в профилактории. Рассказывает[112] Владимир Овчинников: «Саша обеспечил мне карьеру полкового барабанщика. Но сам не выдержал тягот военной службы. Все чаще и чаще он выходил на развод в пилотке, надетой, словно треуголка, поперек головы, и с рукой, засунутой за обшлаг шинели. В таком виде он и в самом деле был очень похож на Наполеона. Это показалось командованию подозрительным. Вскоре его списали из Вооруженных сил Советского Союза как неопасного психа, не нуждающегося в обязательном лечении. Самое потрясающее, что как только его комиссовали, он немедленно на постоянной основе прописался на военных сборах. Тайно от офицеров он продолжал жить в нашей палатке, ходил в столовую на обед и ужин (завтрак он просыпал). А по вечерам в пятницу посещал кино в соседней войсковой части... За то время, пока он подпольно находился в лагере, наш оркестр записал под его руководством два магнитных альбома. В одном случае это были записи песен Deep Purple и Led Zeppelin в исполнении духового оркестра. В другом — песни тюрьмы и каторги в сопровождении альта, баритона и трубы».
19 июня у Александра состоялась присяга. Однако звание младшего лейтенанта ему не было присвоено, так как часть сборов он провел в больнице. Василий Нелюбин: «Все было как положено, его вызвали из строя, он вышел строевым шагом с автоматом наперевес и зачитал текст воинской присяги. Позже кто-то из наших однокурсников его подковырнул: “Ну и что ты теперь будешь делать со своим пацифизмом?” — и процитировал слоган с агитплаката: “Принял присягу — назад ни шагу!” Саша пытался отшучиваться: “А я пальцы скрестил и держал крестик, пока читал текст присяги. Получается, что это все было понарошку!”».
В июле Башлачёв вернулся в Череповец, а потом поехал в Вологду и обратно в Свердловск. В тот же день он написал Нохрину письмо: «Пока я нахожусь на незаслуженном отдыхе... Сегодня я вынес свой желудок с поля «поя», то есть вернулся из Вологды, где находился с дружественным визитом и пустыми карманами... Посмотрел твой сон про исчезающее пиво, причем в несколько удлиненных сеансов. Боюсь, что завтра поеду туда опять. Собственно, новостей никаких нет. «Сентябрь» наш разогнали начисто. Мы в течение месяца выпускаем последнюю пленку — и точка. Конечно, будем стараться превратить ее со временем в запятую, но над рок-сценой сгущаются серьезные хмурые тучи, скоро все попрячутся под крыши ресторанов. 29 августа я прибуду в Свердловск... неделю мы там пробудем точно».