изодрал судьбу, сгрыз завязочки так возьмешь за то дорогой картуз с модным козырем лакированным с мехом нутряным да с кокардою
а за то, что грех стёр портяночки завернешь свои пятки босые в расписную шаль с моего плеча всю расшитую мелким крестиком
Поглядел Егор на своё рваньё и надел обмундированиё
Заплясали вдруг тени легкие заскрипели вдруг петли ржавые
отворив замки
Громом-посохом в белом саване
Снежна Бабушка
— Ты, Егорушка, дурень ласковый
собери-ка ты мне ледяным ковшом
да с сырой стены
да с сырой спины
капли звон-н-кие да холодные
ты подуй, Егор, в печку тёмную
пусть летит зола,
пепел кружится
в ледяном ковше, в сладкой лужице замешай живой рукой кашицу да накорми меня, Снежну Бабушку!
Оборвал Егор каплю-ягоду,
через силу дул в печь угарную.
дунул в первый раз — и пропал95 мундир
генеральский чин, ватой стеганый
и летит зола серой мошкою
да на пол-топтун,
да на стол-шатун
на горячий лоб да на сосновый гроб
дунул во второй — и исчез картуз с модным козырем
лакированным
Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош не впервой ломать.
Что ж, в чем родила мать — в том и помирать?
Дунул третий раз — как умел, как мог и воскрес один яркий уголек, и прожег насквозь расписную шаль всю расшитую чёрным96крестиком и пропало всё.
не горят костры, не стоят шатры у Шексны-реки нету ярмарки
нету ярмарки нету ярмарки
55 В более поздней редакции — «исчез».
56 В более поздней редакции — «мелким».
Только чёрный дым тлеет ватою.
Только мы стоим97
виноватые.
И Егорка здесь.
Он как раз в тот миг папиросочку и прикуривал.
Опалил всю бровь спичкой серною.
Он, собака, пьет год без месяца.
Утром мается. К ночи бесится.
Да не впервой ему — оклемается. Перебесится, перемается, перемается, перебесится и, Бог даст,
Бог даст, не повесится98.
Распустила ночь чёрны волосы.
Голосит беда бабьим голосом.
Голосит беда бестолковая.
В небесах — звезда участковая в небесах — звезда участковая в небесах — звезда...
Мы сидим, не спим. Пьём шампанское.
Пьём мы за любовь
за любовь свою за гражданскую.
Сентябрь 1985 (Приводится по авторской распечатке,
30 апреля — 1 мая 1986)
В более поздней редакции — «сидим».
В более поздней редакции вместо последних четырех строк «Перемается, перебесится, / перебесится и повесится...».
К К...100
Он рождён, чтобы выжить, в провинции.
Хоть люби его, хоть руби.
Жил в запечной, скупой провинции Там, где вечера на Оби.
Там, где время полоть поле-полюшко И да здравствует месяц-май!
Был по имени Коля-Колюшка А по паспорту — Николай.
Вот такие дела в провинции А по-русски сказать — в глуши.
100 К Коке, Николаю Каткову. См. фото 41.
И глушила душу провинция Да нельзя не слышать души.
Вот такая была провинция Да не скинула гору с плеч.
Вот такая была провинция...
Да о том ли родная речь?
На своём стояла провинция А какая на этом честь А по возрасту — нет и двенадцати.
А по паспорту — все тридцать шесть.
Только жаль не указано в паспорте Что ты, Коля, ещё поэт.
Только жаль не указано в паспорте Кто есть человек, а кто нет.
Тот, кто выжил в скупой провинции Сядет в красном, богатом углу.
Тот, кто провинился в провинции Тот великой столице — к столу!
Значит, время полоть поле-полюшко.
Нынче новое рождество
Вот живет Николай. Коля. Колюшка.
И Бог верит только в него.
Декабрь 1985 (Приводится по рукописи)
Перекур
Кто-то шепнул — или мне показалось?
Кто-то сказал и забил в небо гвозди.
Кто-то кричал и давил нам на жалость.
А кто-то молчал и давился от злости.
И кто-то вздохнул от любви нераздельной. Кто-то икнул — значит, помнят беднягу.
Кто-то всплакнул — ну, это повод отдельный.
А кто-то шагнул, да не в ногу, и сразу дал тягу.
А время дождем пластануло по доскам стропил. Время течет, растолкав себя в ступе.
Вот кто-то ступил по воде.
Вот кто-то ступил по воде.
Вот кто-то ступил по воде,
Да неловко и все утопил.
Значит, снова пойдем.
Вот покурим, споем и приступим.
Снова пойдем.
Перекурим, споем и приступим.
Кто-то читал про себя, а считал — все про дядю. Кто-то устал, поделив свой удел на семь дел. Кто-то хотел видеть все — только сбоку не глядя. А кто-то глядел, да, похоже, глаза не надел.