Что можем мы еще сказать?'6
Когда душа мокра от пота,
Ей некогда ни думать, ни страдать.
Но у народа нет плохой работы,
И каждая работа — благодать17.
Он был глашатай поколений.
Куда бы он ни убегал,
За ним повсюду бедный Ленин С тяжелой кепкою шагал38.
Не позволяй душе лениться.
В республике свободного труда Твоя душа всегда обязана трудиться,
А паразиты — никогда.
1984
(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, январь 1984)
Толоконные лбы
Толоконные лбы!
Кто из нас смог разобраться,
Где храм, а где хлам?
В рукописи 1983 года эта строфа была третьей.
Этой строфы не было в первоначальной версии стихотворения. Судя по существующим записям, она была написана не позже октября 1984 года.
Этой строфы не было в первоначальной версии стихотворения. Судя по существующим записям, она была написана не раньше апреля 1985 года.
В этом городе жуткий насморк,
Носовые платки по углам.
Лето-осень 1984 (Приводится по фонограмме, декабрь 1984)
Влажный блеск наших глаз39
Влажный блеск наших глаз...
Все соседи просто ненавидят нас.
А нам на них наплевать.
У тебя есть я, а у меня — диван-кровать.
Платина платья, штанов свинец Душат только тех, кто не рискует дышать.
А нам так легко.
Мы, наконец, сбросили все то,
что нам могло мешать. Остаемся одни.
Поспешно гасим огни И никогда не скучаем.
И пусть сосед извинит За то, что всю ночь звенит Ложечка в чашке чая.
Ты говоришь, я так хорош...
Это оттого, что ты так хороша со мной.
Посмотри — мой бедный ёж Сбросил все иголки40. Он совсем ручной.
19 Иногда автор называл эту песню «Постельная песенка».
40 В более поздней редакции — «Сбрил свои иголки».
Но если ты почувствуешь случайный укол, Выдерни занозу и забудь о ней скорей.
Это оттого, что мой ледокол Не привык к воде тропических морей41.
Ты никогда не спишь.
Я тоже никогда не сплю.
Наверное, я тебя люблю.
Но я об этом промолчу.
Я скажу тебе лишь то,
Что я тебя хочу.
За окном — снег и тишь.
Мы можем заняться любовью
на одной из белых крыш. А если встать в полный рост,
то можно это сделать на одной из звезд.
Наверное, зря мы забываем вкус слез.
Но небо пахнет запахом твоих волос.
И мне никак не удается успокоить ртуть,
Но если ты устала, я спою что-нибудь.
Ты говоришь, что я неплохо пою И, в общем, это то, что надо.
Но это очень легко.
Я в этих песнях не лгу.
Видимо, не могу.
Мои законы просты —
Мы так легки и чисты,
41 В более поздней редакции предыдущие три строки этой строфы имеют вид: «Выдерни занозу, обломай ее края. / Это оттого, что мой ледокол / Не привык к воде весеннего ручья».
Нам так приятно дышать.
Не нужно спать в эту ночь,
А нужно выбросить прочь Все, что могло мешать.
Сентябрь 1984 (Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)
Время колокольчиков
Долго шли
зноем и морозами.
Все снесли
и остались вольными.
Жрали снег
с кашею березовой
И росли
вровень с колокольнями.
Если плач — не жалели соли мы.
Если пир — сахарного пряника.
Звонари черными мозолями Рвали нерв медного динамика.
Но с каждым днем времена меняются. Купола растеряли золото.
Звонари по миру слоняются.
Колокола сбиты и расколоты.
Что ж теперь
ходим круг-да-около На своем поле,
как подпольщики?
Если нам
не отлили колокол,
Значит, здесь
время колокольчиков.
Зазвенит сердце под рубашкою. Второпях врассыпную вороны.
Эй, выводи коренных с пристяжкою И рванем на четыре стороны.
Но сколько лет
лошади не кованы.
Ни одно колесо не мазано,
Плетки нет.
Седла разворованы.
И давно все узлы развязаны.
А на дожде — все дороги радугой. Быть беде. Нынче нам — до смеха ли? Но если есть колокольчик под дугой, Значит, все. Заряжай, поехали!
Загремим, засвистим, защелкаем! Проберет до костей до кончиков.
Эй, братва, чуете печенками Грозный смех
русских колокольчиков?
Век жуем
матюги с молитвами.
Век живем
хоть шары-нам-выколи.
Спим да пьем
сутками и литрами.
Не поем.
Петь уже отвыкли.
Ждали. Ждем. Все ходили грязные42.
Оттого сделались похожие.
А под дождем оказались разные.