Вагнеровский цикл был продолжен в 1930 году рассказом «Хойти-Тойти» — историей слона из берлинского цирка Буша. Слона, наделенного человеческими способностями, читающего газеты… Вагнер поместил мозг Ринга (рассказ «Амба») в черепную коробку живого слона. Так появился на свет Хойти-Тойти. Такую операцию нельзя осуществить, она плод чистейшей фантазии. И все же за переживаниями человека в облике слона автор заставляет нас следить с живейшим интересом. На свободе слона подстерегают неожиданные опасности. Недаром после ряда приключений он возвращается в цирк, откуда бежал в поисках иной жизни.
Выразительнее других в «Хойти-Тойти» та часть, где описываются ощущения человека, получившего органы чувств животного. Для него как бы открывается новый мир. В этом мире он не чувствует себя обреченным, как голова Доуэля. Хойти-Тойти продолжает работать в цирке Буша, честно зарабатывая свой ежедневный трехсотпятидесятикилограммовый паек…
Покорение человеком природы давно волновало Беляева. Ведь он в своих мечтах уже пришел к тому, что увидел людей будущими властелинами океана и воздуха. И если раньше он искал в отдаленных перспективах науки убежденность в осуществимости своих фантазий, то теперь уверенность и силу убедительности давала сама жизнь, создававшаяся его читателями.
Беляев пишет в 1930 году рассказ об управлении климатом с помощью искусственного дождевания — «ВЦБИД», что расшифровывается как Всесоюзное Центральное Бюро Искусственного Дождевания.
В том же году появились очерки-этюды «Город победителя» и «Зеленая симфония».
В них Беляев показал архитектуру и жизнь в городах будущего. Особенно интересен очерк «Зеленая симфония». В нем по существу изображен город-спутник — то, что создается сейчас на наших глазах. В этюде «Город победителя» показаны общие контуры нового города и нового быта. Мы видим их глазами приезжего, экскурсанта, которого поражает «внутренняя целесообразность» всего уклада жизни в социалистическом городе — от архитектуры до убранства гостиниц.
Некоторый «бытовизм», обыденность обоих очерков придают им особую убедительность. Это завтрашние будни, это блага, доступные всем, а не что-то временное или исключительное, утверждает Беляев. Вместе с тем в этих зарисовках (особенно в «Городе победителя») перед нами контуры жизненного уклада новой эпохи, жизни людей здоровых, гармонически развитых, счастливых. Писатель заражает удивительно радостным ощущением Грядущего, хотя и не рисует его во всей полноте.
К 1930 году относится также очерк о Циолковском — «Гражданин Эфирного Острова».
Беляев по-прежнему не оставляет «фантастику парадокса». На этот раз его увлекает биологическая тема, и он печатает в 1930 году в журнале «Знание — сила» фантастический рассказ «Нетленный мир». Что было бы, если бы вдруг исчезли микробы, прекратилось бы гниение, скисание, брожение — все, что совершается благодаря работе микроорганизмов?
В 1930 году Беляев опубликовал «рассказ из колониальной жизни», названный «Рами». Действие его происходит в Индии. Рами — маленькая девочка, принадлежащая к касте неприкасаемых. Невольно вспоминаются те страницы романа «Ариэль», где рассказывается о странствиях героя, его встречах с беднотой…
Часть восьмая
Поворот к новой тематике и новым литературным формам, наметившийся в «Подводных земледельцах» и очерках, нашел продолжение в повести «Земля горит», напечатанной в 1931 году в журнале «Вокруг света».
Беляев стремился показать, как советские люди, преодолевая сопротивление классового врага, в борьбе со стихией переделывают лицо земли. Они создают плотины на Волге и искусственные моря в засушливом Заволжье, отвоевывают у моря нефть.
Беляев писал о сегодняшних людях и их завтрашних делах, и повесть звучала как призыв, как агитация мечтой. В ней в качестве героев появились инженеры, колхозники, рабочие, на ее страницы властно вторглись живые приметы времени: картины недавней засухи в Заволжье, вредительство кулаков, безработные из капиталистических стран, приехавшие в СССР и нашедшие здесь вторую родину.
В эпизодах стройки, переселения крестьян, соревнования на полях совхоза Беляев воссоздал кипучий ритм эпохи, набросал широкую панораму действительности тех дней. В поисках максимальной достоверности своей фантастики он использовал элементы очерка и киносценария, детектива и дневника.