Когда читаешь подряд этот свод воспоминаний современников
о Б л о к е , — воспоминаний, написанных людьми очень разными,
разных биографий и судеб, разных общественных взглядов и
художественных вкусов, то именно в этой разноголосице и воз
никает широта, объемность картины общественно-литературной
жизни в душные, предгрозовые годы начала нашего века и в пер-
2*
35
вые героические, но и труднейшие годы Октябрьской э р ы , — кар
тины, в центре которой оказывается Александр Блок.
Книга читается с неослабевающим, более того — нарастаю¬
щим интересом. Это коллективное повествование о личности и
творчестве поэта идет как бы расширяющимися кругами: от
семейных воспоминаний о благонравном мальчике, затем о стран¬
ном юноше, замкнувшемся в своем индивидуальном существова¬
н и и , — к живым впечатлениям очевидцев духовно-нравственного
прозрения великого поэта, смело вышедшего в мир людей и дел.
Драматизм жизни и судьбы поэта раскрывается в рассказах
о нем со всей наглядностью. Какое борение светлых и темных
сил, добра и света — с угрюмством и отчаянием, какое вечное
беспокойство сердца!
Книга имеет свою композицию и обдуманно завершается
воспоминаниями А. М. Ремизова и К. А. Федина. Это как
бы реквием в два голоса.
Лирическая патетика Ремизова — голос блоковского поколе
ния, голос прощания и памяти: «А звезда его — незакатна. И в
ночи над простором русской земли, над степью и лесом, я вижу,
горит...»
У Федина, человека и писателя уже другого, следующего по
коления, глубокий исторический вывод: Блок — рубеж двух
эпох, двух миров, в нем и трагедия прошлого, и вера в правду
будущего, и потому он бессмертен.
Особое место в обширной мемуарной литературе о Блоке
занимают заметки А. М. Горького. Его короткий рассказ замеча
телен. Может быть, это самое глубокое из всего, что сказано о
Блоке его современниками.
Сидя ранней весной 1919 года на скамейке в Летнем саду,
Блок настойчиво, жадно выспрашивал Горького о бессмертии,
о возможности бессмертия. Его мятущаяся, разрушительная, тра
гическая мысль искала и не находила ответа на этот вопрос.
Ответ дала история. Не личное бессмертие, не «бессмертие
души», а бессмертие свершенного дела, творческого подвига осени
ло Александра Блока в предании и памяти народа.
Вл. Орлов
ЮНОСТЬ
П О Э Т А
Эта юность, эта нежность —
Чт о для нас она была?
Всех стихов моих мятежность
Не она ли создала?
M. A. БЕКЕТОВА
АЛЕКСАНДР БЛОК И ЕГО МАТЬ 1
1
А Л Е К С А Н Д Р Б Л О К
Воспоминания и заметки
Г л а в а I
РАННЕЕ ДЕТСТВО АЛ. БЛОКА
Жил Саша в то время в верхнем этаже ректорского
дома. Детская его помещалась в той самой комнате, вы
ходившей окнами на университетский двор (в части до
ма, более отдаленной от улицы), где он родился *. Здесь
он спал и кушал, но играл далеко не всегда. Пока няня
убирала его комнату, он проводил время то у прабабуш
ки А. Н. Карелиной **, комната которой была за стеной
его детской, то у тети Кати, нашей старшей сестры, ко
торая особенно его любила. <...> Около полудня часто от
правлялся Саша в бабушкину спальню, выходившую ок
нами на Неву. Здесь он совсем еще маленьким прыгал
на столе и на кресле и, стоя на подоконнике, поддержи
ваемый кем-нибудь из домашних, дожидался, пока уда
рит пушка. А весной смотрел на Неву, следя за яликами,
барками и пароходами. Войдешь, бывало, в эту комнату
в солнечный день и увидишь яркую полосу синей Невы,
сверкающую из-под белой маркизы, а на окне — веселый,
розовый мальчик и при нем кто-нибудь из взрослых. Все жи
тели ректорского дома принимали Сашу с распростертыми
* Ректорский дом теперь совершенно перестроен внутри, в
нем помещаются аудитории и канцелярии. ( Примеч. М. А. Беке
товой. )
** Наша бабушка по матери, которая жила у нас в первые
годы Сашиной жизни и присутствовала при его рождении.
( Примеч. М. А. Бекетовой. )
39
объятиями. В дедушкином кабинете, тоже выходив
шем окнами на Неву, он подолгу сидел на ковре и
рассматривал картинки в больших томах Бюффона и
Брэма 2.
Много бегал Саша по комнатам обширного ректорско
го дома, особенно наверху, в длинной, светлой зале, и не