Выбрать главу

смеху.

Но вся эта безмятежность исчезла с тех пор, как

явилась «она». Тут начались капризы, мрачность — сло-

* Это старшая супруга петуха... Не все, что старо, хорошо

( нем. ) .

51

вом, все атрибуты влюбленности, тем более что Сашина

мать была еще слишком молода и неопытна, чтобы от­

нестись к его роману с мудрым спокойствием, и ее тре­

вога действовала на Сашу. Капризы и мрачность его

проявлялись, конечно, по-детски. Помню, как он пришел

с вокзала, проводив свою красавицу. В руках у него бы­

ла роза, подаренная на прощанье. Он с расстроенным и

даже несколько театральным видом упал в кресло, за­

грустил и закрыл глаза рукой. Мы с матерью бросились

его развлекать и довольно скоро достигли цели 10.

В Россию мы возвратились превесело, не подозревая

о той беде, которая стряслась в наше отсутствие, так как

дедушкину болезнь от нас скрыли. В Шахматове ждала

нас печальная картина: вместо веселого бодрого дедушки,

неутомимо сопровождавшего внуков во всех их походах,

мы увидали беспомощного и жалкого старика в больнич­

ной обстановке. Самое трудное время уже миновало. Ко­

гда мы приехали, дедушка чувствовал себя несколько

лучше, и уход за ним был налажен. Болезнь деда не на¬

рушала, однако, жизни внуков. Они по-прежнему весели¬

лись, и никто их не останавливал. <...>

Вскоре после нашего возвращения из Наугейма сестра

Софья Андреевна уехала вместе с сыновьями за границу.

Мы остались одни. После отъезда братьев Саша впал в

романтическое настроение: он зачитывался «Ромео и

Джульеттой» и стал изучать монологи Ромео. Особенно

часто декламировал он монолог последнего акта в скле¬

пе: «О, недра смерти...» Желание играть охватило его с

необычайной силой. Ему было решительно все равно, пе­

ред кем декламировать, лишь бы было хоть подобие пуб¬

лики. Сохранилась следующая широковещательная афи­

ша, написанная Сашиной рукой в конце лета:

Сегодня, 8 августа 1897 года,

Артистом Частного Шахматовского театра будет произнесен

монолог

Р о м е о н а д м о г и л о й Д ж у л ь е т т ы

(На открытой сцене)

Сцена изображает часть кладбища в парке, предназ­

наченного для семейства Капулетти. Гробов не видно я

они предполагаются со стеклянными крышками, кроме

гроба Джульетты, который открыт. На заднем плане —

ограда кладбища. Сумерки.

52

В то время дедушку возили в кресле; он едва лепетал

и совершенно впал в детство, но, обожая Сашу, интере­

совался всем, что его касалось. Поэтому он присутствовал

при чтении монолога вместе со своим служителем. Боль­

ной дедушка со слугой, Сашина мать и я — вот и все

зрители. Монолог читался в саду, без костюма, никакой

декорации не было. Зрители разместились в аллее. Саша

встал на бугор над впадиной луга и, приняв отчаянную

позу, выразительно и красиво прочел монолог. Много раз

говорил он его потом уже без всякой афиши. <...>

В следующем зимнем сезоне, а именно 4 декабря

1897 года, был устроен в доме сестры Софьи Андреевны

спектакль, на котором разыгрывалась французская пьеса

Лябиша «La grammaire» («Грамматика») и «Спор грече­

ских философов об изящном». В первой пьесе Саша играл

роль тупоумного и одураченного президента академии, ко­

торому подсовывают черепки битой посуды, принимаемые

им за обломки подлинных римских ваз, а роль буржуа, до­

бивающегося места депутата, которому мешает плохое

правописание, играл Фероль. В пьесе участвовал еще

троюродный Сашин брат Недзвецкий, игравший лакея, и

его сестра Оля, игравшая дочь будущего депутата. Роль ее

жениха исполнял правовед младших классов Пелехин, а

лицо без речей, садовника, играл Сашин кузен Андрюша.

Для этого спектакля устроены были подмостки и за­

навес, пьесу обставили очень внимательно. Режиссером

была сестра Александра Андреевна, бутафорскую часть

взяла на себя милая гувернантка Фероля и Андрюши,

мадемуазель Marie Kuhn. Пьеса, полная комических по­

ложений, имела успех. Восьмилетняя Олечка Недзвецкая,

изображавшая взрослую барышню, конечно, не могла еще

играть, но роль свою знала. Все остальные участники

были вполне удовлетворительны, местами даже комичны.

Саша, которому недавно исполнилось семнадцать лет,

оказался старше всех остальных артистов. Он был очень

представителен в своих сединах с бакенбардами, причем

сильно напоминал своего деда Льва Александровича Бло­

ка. Играл толково, хорошо держался на сцене и с долж­