живались отношения крайне неровные, перемежавшиеся то не
долгими сближениями, то резкими расхождениями. Таких в про
шлом находившихся рядом людей, как Вячеслав Иванов и Геор
гий Чулков, для Блока, говоря его же словами, уже «просто не
было». В сущности, все связи разорваны.
А ближайшее окружение составляли фигуры совсем мало
заметные.
В 1916 году, собираясь на войну, Блок сделал такую запись:
«Мои действительные друзья: Женя (Иванов), А. В. Гиппиус,
Пяст (Пестовский), Зоргенфрей. Приятели мои добрые: Княжнин
(Ивойлов), Верховский, Ге. Близь души: А. Белый (Бугаев),
З. Н. Гиппиус, П. С. Соловьева, Александра Николаевна (Чебо-
таревская)» 1.
Маловато для окружения первого поэта России! И среди
перечисленных — всего лишь два значительных писателя: А. Бе
лый и З. Гиппиус, да и те названы скорее как воспоминание
о прошлом («близь души»).
Все это не могло не сказаться на характере и на уровне мно
гого из того, что написано о Блоке.
Иным мешала чрезмерная любовь к Блоку. Прежде всего
относится это к многоречивым писаниям его тетки и биографа
М. А. Бекетовой. Ее широко известные книги «Александр Блок»
(1922) и «Александр Блок и его мать» (1925) содержат множе
ство драгоценных подробностей (главным образом о юных годах
Блока), но сбиваются на благостно-умиленное «житие».
Реальный облик мятежного и трагического Блока подменен
в этих книгах ангелоподобным ликом пай-мальчика, послушного
сына, любящего племянника, очаровательного баловня с у д ь б ы , —
так что остается просто непонятным, как столь благополучный
человек умудрился сочинить столь неблагополучные стихи.
В меньшей мере, но тенденция иконописания сказывается
и в других «семейных» воспоминаниях о Блоке.
С серьезной поправкой следует принимать и живо написан
ные воспоминания В. П. Веригиной. Поначалу они подкупают
безотказной точностью памяти, но чем дальше, тем больше на¬
чинают раздражать дамской болтливостью и глухим непонима
нием Блока.
Здесь Блок предстает целиком погруженным в «заботы су¬
етного света», этаким приятным весельчаком, «любимцем об
щества». Конечно, временами Блок бывал легким, задорным,
1 А л е к с а н д р Б л о к . Записные книжки. 1901—1920. М.,
1965, с. 309.
18
веселым. Но в рассказе В. П. Веригиной приоткрывается лишь
одна, боковая, отнюдь не главная сторона блоковского мира.
Из этих воспоминаний мы почти ничего не узнаем о том, чем
в действительности жил и мучился Блок в решающие для него
годы. Очевидно, он просто не считал нужным делиться своими
мыслями и переживаниями в кругу милых молодых женщин, с
которыми на время свела его судьба.
Сам Блок знал цену этому своему окружению. Про
В. П. Веригину он записывает: «Хорошая, милая, но актриса и
болтушка» (VII, 139). Во всяком случае, нельзя не согласиться
с Г. И. Чулковым, который с полным основанием заметил, что
«Блок не был таким невинным, милым шутником, каким его
видела В. П. Веригина» 1.
Большую ошибку сделает тот, кто поверит в такого Блока.
Для того чтобы уберечь себя от подобной ошибки, достаточно про
читать воспоминания другой женщины — серьезные, полные глу
бокого исторического смысла воспоминания Е. Ю. Кузьминой-
Караваевой (Матери Марии).
Есть, однако, в мемуарной литературе о Блоке и некая об
щая черта, проступающая в отдельных случаях то более, то
менее резко. Это — заданность образа Блока, связанная с особым,
«биографическим» прочтением его лирики. На такое прочтение
наталкивали и содержание и тон этой исповедальной лирики.
Лирическое «я» играет в стихах Блока громадную роль, пре
вращает их в откровенный и искренний «дневник одной жизни».
В центре этого «дневника» стоит литературная личность автора
(лирического героя); она служит как бы стержнем, вокруг кото
рого формируются и группируются лирические темы. За каждым
звеном «дневника» угадывается не просто какой-то безликий ли
рик, но именно Александр Блок — поэт с именем и фамилией,
со своей личностью, биографией, судьбой и даже обликом («Влюб
ленность расцвела в кудрях и в ранней грусти глаз...» и т. п.).
Тем самым подсказывалось подчас слишком прямолинейное
истолкование блоковской лирики: на поэта переносились не толь
ко портретные черты лирического героя (в данном случае они, в
самом деле, в значительной мере совпадали), но и та сложная
метаморфоза, которую герой претерпевал в ходе развития своих