поэте как о парящем где-то над тревогами жизни вдохновенном
мечтателе и мистике, устремленном душой к «иным мирам».
Так из подмены лица маской, из недопонимания судьбы по
эта исподволь складывалась, закреплялась и до сих пор живет
легенда о Блоке.
Тенденция представить Блока «крайним мистиком» обнару
живается и в замечательных по-своему мемуарах Андрея Белого.
О них разговор особый. Это самое существенное из того, что
современники рассказали о Блоке. Но, пожалуй, и самое спор
ное.
Воспоминания Андрея Белого выделяются из общего ряда,
во-первых, потому, что автор их большой писатель, мастер сво¬
его дела. Собственно литературные достоинства этой книги (осо
бенно в расширенной, наиболее полной ее редакции) — велики
и очевидны. Наблюдательность Белого, меткость его характери
стик, изощренные приемы реалистического в основе своей гро
теска, которыми оп пользуется с такой преизбыточной щед
р о с т ь ю , — во всем этом продемонстрировано тонкое словесное ис-
21
кусство. Сколько блеска и яда у Белого и в изображении
салонной литературно-религиозной «общественности», и в велико
лепных портретах самих «общественников» и множества предста
вителей тогдашней интеллигентской, в частности символистской,
элиты, и в комически обыгранных мельчайших деталях наруж
ности или костюма, как правило, беспощадно зарисованного им
персонажа.
Но совершенно уникальны воспоминания Андрея Белого как
широкое документально-художественное повествование, вводящее
в историю и самую атмосферу русского символизма, хотя карти
ну, с таким размахом созданную писателем, и нельзя счесть
объективной. В существе своем это произведение полемическое:
Белый поставил задачей не только восстановить задним числом
свой духовный мир, но и обосновать и защитить свое понима
ние символизма.
Андрей Белый был большим писателем, даже с проблесками
гениальности, что единодушно отмечали все, кому приходилось
с ним сталкиваться. Но вместе с тем трудно назвать другого
столь же хаотического, неупорядоченного писателя, беспрерывно
менявшего свои вехи и судорожно переписывавшего заново свои
сочинения.
Совершенно необычна и творческая история его воспомина
ний о Блоке.
Обратившись к ним сразу же после смерти Блока, А. Белый
быстро написал очерк, охватывающий время с 1898 по 1905 год
(с очень беглым и невнятным «пробегом» по годам последую
щим), и опубликовал его в 1922 году в «Записках мечтателей».
(Этот текст и воспроизведен в нашем сборнике.) Но даже не
дождавшись публикации, он немедленно начал писать вос
поминания по новой, сильно расширенной программе, — так воз
ник текст, напечатанный в 1922—1923 годах в четырех номерах
берлинского журнала «Эпопея». (Собственно, этот текст и следо
вало поместить в нашем сборнике, если бы не его весьма солид
ный объем; остается надеяться, что когда-нибудь эта обширная
книга увидит свет в научно подготовленном и комментированном
издании.) В дальнейшем разросшиеся воспоминания были еще
раз переработаны в фундаментальное сочинение «Блок и его
время» (вариант заглавия: «Начало века»), оставшееся не издан¬
ным. Наконец, уже в первой половине тридцатых годов Белый
заново вернулся к Блоку во втором и третьем томах своей ме
муарной трилогии («Начало века» и «Омут»).
За десять лет, прошедших со времени появления «Воспоми
наний об Александре Александровиче Блоке» в «Записках меч¬
тателей», для Андрея Белого утекло много воды. Последняя пе-
22
реработка мемуаров привела не только к дальнейшему расши
рению рамы повествования, но и к переосмыслению и переакцен
тировке сказанного прежде.
Разительнее всего изменились в изображении Белого именно
Блок и история их отношений. В первой редакции о Блоке го
ворится в тоне восторженно-апологетическом, в окончательной —
в тоне памфлетно-очернительном. Сам Белый объяснял это так:
в 1921—1922 годах он был «охвачен романтикой поминовения» —
и потому «образ серого Блока непроизвольно вычищен», а теперь
он «старается исправить промах романтики первого опыта» и.
хочет «вспоминать в сторону реализма». Охота пуще неволи:
«Может быть, и тут я не попал в ц е л ь » , — оговаривался Белый 1.
Да, именно: не попал в цель. Обе столь далеко расходя
щиеся версии далеки от истины.
В первом случае Белый надел на Блока маску мистика-