комнате; потом быстро выходил на эстраду, неизменно
31
суровый и насторожившийся. Не я один поражен был, на
вечере в Тенишевском зале, подбором стихов, исключи
тельно зловещих, и тоном голоса, сумрачным до гневности.
«О России, о России!» — кричали ему из публики, после
стихов из цикла «Пляски смерти». «Это всё — о России!»
почти гневно отвечал он.
Здесь уместно будет припомнить, хотя бы кратко,
суждения А. А. о поэзии и о поэтах, какие мне довелось
слышать от него в разное время и по разным поводам.
Сколько-нибудь длительных бесед на темы литературные
А. А. избегал — отзывы его носили характер отрывочный
и, за редкими исключениями, бесстрастный. Плененности
чужим творчеством я не наблюдал в н е м , — может быть,
потому, что познакомился с ним в годы, когда известные
литературные влияния сыграли формирующую свою роль
и гений поэта утвердился. Замечания его были подчас
неожиданны и логически не убедительны; значение их
становилось ясным лишь в сочетании с сокровеннейшими
его мыслями о художественном творчестве. Одно для ме
ня остается, в итоге, несомненным: всяческое литера
турное мастерство, все формально-поэтическое вызывало
в нем отрицательное чувство. С самым понятием поэзии,
с самым наименованием «стихи» мирился он лишь
условно. Похвалив однажды стихотворение, мною прочи
танное, тут же добавил он, что «это почти уж не стихи»;
а когда, много лет тому назад, жаловался я, что стихи
не пишутся, он, утешая меня, убежденно заявил, что
можно не писать стихов и быть все-таки поэтом.
Достижения в области стихотворной техники оставля
ли его глубоко равнодушным, если с ними не связыва
лись достижения иные. В собрании Союза поэтов, в при
сутствии Блока, покойный Н. С. Гумилев привел однаж
ды, в качестве примера скромности и простоты А. А.,
высказанное им в коллегии «Всемирной литературы» мне
ние — что «какие же теперь вообще поэты... вот прежде
были поэты: Фет, Полонский...». Кое-кто из присутство
вавших улыбнулся, но А. А. с неподдельною искрен
ностью начал отстаивать свою мысль, не пытаясь,
впрочем, ее обосновать... Тогда же, на вопрос мой о Бу
нине, порадовал меня А. А., высказавшись о нем как
о первоклассном современном поэте; формальная, по чи
сто внешним признакам, отдаленность его от новых тече
ний поэзии не оказалась для А. А. решающим доводом.
32
Понятно, в силу сказанного, почему, еще много лет тому
назад, А. А. отдавал предпочтение Бальмонту перед Брю
совым; понятно, почему, вдумчивый и осторожный, наз
вал он прочтенные О. Мандельштамом стихи «артистиче
скими»; 33 почему, возражая многим и многим, отстаивал
за Маяковским право громадного таланта и, мирясь с
ужасающей словесной бутафорией И. Северянина, назы
вал его настоящим поэтом 34. И одно осталось мне не
понятным: как за акмеизмом, за поэтическим профес
сорством, за цеховой фразеологией Н. С. Гумилева, явно
наигранною, не чувствовал он поражающей силы худо
жественного творчества. К поэзии Гумилева относился он
отрицательно до конца и даже, когда, по настоянию мо
ему, ознакомился с необычайным «У цыган», сказал мне,
правдиво глядя в глаза: «Нет, все-таки совсем не нра
вится».
Трудно заподозрить Блока в предубежденно-неприяз
ненном отношении к так называемым пролетарским по
э т а м , — казалось бы, от них должен был ожидать он об
новления и сдвига. Однако говорил о них А. А. угрюмо
и неохотно, и не помню, чтобы когда-нибудь высказался
одобрительно. Просматривая однажды принесенную А. А.
в дар Союзу поэтов кипу стихотворных пролетарских
брошюр, уныло однообразных по форме и содержанию,
я заметил вскользь: «Однако пролетарские поэты бессове
стно заимствуют у «буржуазных». «Если бы только
это...» — отозвался А. А. с омрачившимся взором — и пе
ревел разговор на другую тему 35.
Суровый и н а с т о р о ж и в ш и й с я , — иногда с тучею гнев
ности на опаленном лбу, с постепенно углубляющимися
складками в углах твердого и нежного р т а , — вспоминается
мне Блок за последние годы. Реже и реже освещалось
улыбкою гордое лицо. Поразительны и непостижимы те
чисто формальные изменения, которые приходилось мне
наблюдать по временам в чертах лица А. А. Мимика, в
смысле произвольных и рассчитанно-согласованных дви
жений лицевых мускулов, вовсе не присуща была харак¬
теру Блока; лицо оставалось поверхностно спокойным.