Гаэтана, играть и резвиться с пажом Алисканом на ут
ренних прогулках. Подстриженный, разделанный парк
для нее не та природа. Изора не любит ничего искусст
венного. Не надо думать о средневековом этикете, о сти
ле и эпохе. Мысли об этом могут засушить и сковать
актрису в какие-то рамки, отнять живое. А главное —
не думать, что это графиня. Недаром к Изоре приставле
на для обучения ее этикету и светским манерам при
дворная дама, Алиса. Естественность, непосредствен
ность — вот что свойственно Изоре. Ее раздражает, что
окружающие не понимают, что с ней происходит. Она
не умеет объяснить, что с ней случилось, после того как
она услыхала песню Странника. Не меланхолией болеет
она, как думают окружающие, и вообще она здорова.
После песни в ней родились новые чувства. Но то, чего
она ждет — радость, не придет так просто. Радость при
дет через страдание, а потому в этом страдании — ра
дость. Песнь, слышанная ею на народном празднике
Мая, разбудила новые чувства, но они отнюдь не сладки
и не сентиментальны. Песни нежных теноров-трубадуров
о любви ей не нравятся. Поэтому начало третьей сцены
и пение Изоры не должны быть лирически тоскливыми.
Глаза ее сверкают, щеки горят, она вся полна горячим
воспоминанием о песне Странника.
Я внимательно слушала Блока и тут же спросила его
о прошлом Изоры: «Как меня учит Константин Сергее
вич, нельзя играть настоящего, не зная прошлого». Блок,
не раздумывая, быстро ответил: «Изора — дочь швеи.
Проезжая местечко Толозанские Муки, граф увидел в
окне склоненную над работой женскую головку с пря
мым пробором волос. Мать Изоры уступила требованиям
графа и выдала ее замуж». Александр Александрович и
124
потом часто упоминал о склоненной над работой жен
ской голове. Ему нравились в Бельгии склоненные жен
ские головы, когда девушки плели кружева. В этом он
находил большую поэзию женственности.
Я пришла домой. Мысли роились в моей голове и тре
вожили сердце.
Позвонил Станиславский. Спросил о моих впечатле
ниях. Я сказала, что я в восторге от Блока и контакт
с автором, как мне кажется, найден. По словам Констан
тина Сергеевича, работа предстояла интересная, творче
ская и должна была дать мне, как актрисе, много нового.
Станиславский сказал, что он долго не принимал
Блока, но теперь Блок его увлекает.
Появление пьесы Блока в Художественном театре
стало, конечно, большим событием. В первый раз мы
приступали к работе над произведением большого рус
ского поэта. До тех пор если и шли пьесы в стихах, то,
как п р а в и л о , — переводы. Блок для всех нас был настоя
щим современным русским поэтом, несшим в себе тра
диции Пушкина, достойным его преемником. Стихотвор
ная форма у Блока была доведена до совершенства.
Огромная глубина духа, ощущение больших человеческих
страстей передавались им с большой силой.
На другой же день мы приступили к репетициям.
Блок оставался в Москве неделю-полторы, потом снова
уезжал в Петербург и вновь возвращался 5. Он видел
репетиции с промежутками, так что часть работы про
ходила в его отсутствие. Наши встречи во время его
пребывания в Москве были очень частыми, причем обыч
но мы подолгу разговаривали не на репетициях, а гуляя
часами, не замечая времени, по городу.
Во время наших прогулок мы много говорили о роли
Изоры, о пьесе вообще и о других ролях. Блок очень
любил московские старинные улицы и переулки. Прохо
дя как-то по одному из них, Блок посмотрел на малень
кую церковку; в церковном дворике играли мальчики,
зеленые березы кивали ветвями с молодой листвой, на
них весело щебетали птицы, и сквозь стекла церковных
окон виднелись огоньки свечей. Блок улыбнулся и ска
зал: «Вот странно — ношу фамилию Блок, а весь я та
кой русский. Люблю эти маленькие сады около одно
этажных деревянных домишек, особенно когда их осве
щает заходящее весеннее солнце и у окон некоторых из
них распускаются и цветут деревья вишен и яблонь».
125
Другой раз, помню, указав на одну из развесистых яб
лонь, покрытых белыми цветами, Блок сказал: «Вот,
смотрите, под такой яблоней несет свою сторожевую
службу верный Бертран, и под ней он умирает у окна
Изоры». И столько любви и нежности вспыхнуло в его
лучистых глазах, когда он произнес имя «верного Берт
рана».
Меня очень захватило то, что сказал Блок. Я сама
залюбовалась этой яблоней, но вдруг меня поразила